Альманах «Нестор» за сравнительно небольшой срок стал уникальным. Интриговала в нем документалистика, весьма оригинально оснащенная эпистолярным наследием, мемуарами и воспоминаниями, редкими, ценными рукописями, фактами, находками, фотографиями, автографами великих людей. Разгадка истории их появления еще больше обостряла читательский интерес. Однажды после моего выступления на конференции в Абхазском институте гуманитарных исследований им. Д.И. Гулиа АНА на тему «Михаил Шолохов и Абхазия» (со ссылками на дневники Б.В. Шинкуба, неоднократно встречавшегося с автором гениального «Тихого Дона»), Слава надолго запомнившимся мне жестом – поднятым вверх большим пальцем – намекнул, что доклад ему понравился. И во время перерыва попросил меня написать обширную статью о дневниках Баграта Шинкуба (тем более что книга эта еще не переведена на русский язык).

Почти две недели я готовил свой аналитический обзор. Я старался избегать шаблонных словосочетаний, трафаретов, излагал свои оценки насколько возможно в стиле и современной тональности альманаха, где всегда серьезный аналитический тон соседствовал с юмором, гротеском. Ибо воспоминания о революционерах и известных политиках, дипломатах, государственных деятелях, приезжавших в Абхазию, не обходились без анекдотических случаев и забавных историй. А Слава был непревзойденным мастером этого жанра. Он мог преподнести подобные сюжеты с особым шармом. Помню, какой востребованностью пользовались его изысканные очерки и статьи в достаточно популярных в «перестроечную эпоху» журналах и газетах.

Станислав смотрел мои статьи и особо не вмешивался в их содержательную часть. Разве что чуть подшлифовывал (то есть подсказывал совершенно ненавязчиво, что вот такая-то фраза, на его взгляд, могла быть выражена не так, а вот, допустим, вот так, на такой манер и т. д.). Никогда он не выражал своего мнения категорично, советовался, хотя как редактор и ученый мог остановиться на своей окончательной версии.

Это качество и такая интеллигентность шли от его высокого интеллекта, предполагающего дипломатичность и взаимоуважительность в общении. Эти черты характера Станислава Лакоба проявлялись и во время моих неоднократных телевизионных бесед с ним – выдающимся историком, политиком, писателем, эссеистом. Некоторые из них удалось восстановить (оцифровать) его сыну Отто Станиславовичу, и Слава делился со мной впечатлениями от просмотренных видеозаписей. Талант его был на редкость многогранным. Почерк непревзойденного документалиста весьма гармонично сочетался с самобытной художественностью стиля. Это редкое качество, которым, кстати, восхищался и Владислав Ардзинба. Я лично слышал от нашего лидера такие позитивные отклики.

Накануне его столь внезапного трагического ухода из жизни, мы со Славой пили кофе в чайхане гостиницы «Рица», прямо напротив «Брехаловки». Говорили на разные темы. Разговор моментами, как бы спонтанно переходил в плоскость литературно-исторических размышлений в стиле замечательной книжки «Крылились дни в Сухум-Кале» (кстати, моей, думаю, и многих наших друзей, настольной книги). Если он делился своим мнением о той или иной сенсационной находке, то делал это не хладнокровно и скупо, а наоборот, достаточно эмоционально, не скрывая своего удовольствия. Писал Слава великолепно, филигранно, но и рассказчик был незаурядный, его рассказы отличались захватывающим красноречием и некоторой запальчивостью тона.

Помню, когда в конце 90-х годов (в блокадную эпоху) я предложил Станиславу тему нефтепровода «Баку–Джейхан» в контексте большой геополитики, то есть беседу для Абхазского телевидения, он согласился, и местом для этого диалога мы выбрали Сухумскую частную картинную галерею художника Батала Джапуа (на ул. Марра). Сюда приходили попить чай художники, писатели, актеры, ученые. У журналистов это был излюбленный уголок для записи интересных размышлений видных ученых или творческих людей.

Слава достаточно искусно, моментами как-то отрешенно раскрывал в ходе нашей беседы проблематику нефтепровода «Баку–Джейхан», которую в те времена обсуждали все кому не лень. Учитывая, что к этому консорциуму имели прямое или косвенное отношение многие страны Европы и Азии, чувствовалась явная ангажированность некоторых статей, интервью и т.д. Тем более что маршрут был задуман в обход России, что усиливало напряженность и интригу.

Станислав не спеша, взвешивая каждую мысль, выражал свою точку зрения по нефтепроводу и преднамеренно раздутой шумихе вокруг проекта. Говорил он очень просто, доступно, как бы играючи, подвергая сомнению излишнюю гиперболизированность перспектив и политической составляющей консорциума. Все знали об экономических рисках консорциума. Но лоббисты старались замалчивать эти аспекты, как бы в угоду своим покровителям. И когда я спросил Станислава Зосимовича: «А что реально получит Грузия от всей этой глобальной затеи?» – он вдруг достал из-под журнального столика, за которым мы вели свою беседу, внушительных размеров голень какого-то зверя, выкрашенную черной (смоляной) краской. Он продемонстрировал в эфире эту огромную кость, и произнес, как бы надсмехаясь над всей этой «баку-джейханской» пропагандистской кампанией: «Вот, что получит Грузия от «Баку–Джейхана». Это был такой непредсказуемый жест Станислава, что даже телеоператор едва успел запечатлеть «обугленную голень» какого-то «динозавра», неизвестно как оказавшегося под журнальным столом частной галереи Батала Джапуа. Многим телезрителям понравилась ирония моего собеседника, ведь огромная кость, демонстративно приподнятая в его правой руке, так броско и плакатно проиллюстрировала гротескную оценку той бойкой и лихой дележки бакинской нефти. Так что в истории, в большой политике и в политологии Станислав Лакоба всегда ярко проявлял свое остроумие и логику.

И еще одна маленькая, но, на мой взгляд, важная и характерная деталь. Мой сосед и близкий друг Ренальдо Джинджолия, театровед (киновед), передавал мне почитать редкие книги из своей библиотеки. А я ему – книги по истории и культуре Абхазии. Одной из увлекательнейших вещей оказалась толстенная книга «Александр и Антон Чеховы». На 948-й  странице этого издания я вдруг обнаружил фрагмент из малоизвестной переписки Антона Павловича с сестрой, она датирована 5 ноября 1901 г. Вот о чем сестра писала брату: «Вчера я получила от Миши письмо, в котором он пишет мне, что Саша наш был занесен бурей в Новый Афон и там пролежал больше двух недель с крупозным воспалением легких. Когда его перевезли в Гагры из Афона, то его навестил принц Ольденбургский. Теперь он в Петербурге, но еще не выходит…»

Я отправил Славе по Ватцапу фото – оттиск этой интересной переписки. Думаю, а вдруг это давно уже известный нарратив, а я придаю ему ничем не оправданную сенсационность.

Однако вот как отреагировал наш крупный историк и филолог: «Очень интересно. В октябре 1901 г. Гагра только стала строиться, но, видимо, уже была какая-то больница для рабочих. Принц закончил строительство и открыл климатическую станцию только в 1903 г. То есть Александр Чехов был чуть ли не первым гостем в строящейся Гагре…». Слава предполагал, даже допускал мысль о том, что Александр пошел по следам брата Антона Чехова, который прибыл в Афон тем же маршрутом.

За небольшой срок пребывания в Абхазии (Афон, Сухум) А.П. Чехов создал тексты, пусть маленькие по объему, но просто бесценные для художественной летописи Страны Души.

Отматывая ленту нашей телефонной переписки (а она, слава богу, сохранилась), можно четко восстановить последовательность тем и замыслов, редакторских заказов, по которым Слава настраивал меня к еще более широкому сотрудничеству с альманахом «Нестор». Умелую посредническую роль играл в этом процессе создатель бесценной «Апснытеки», незаменимой Абхазской энциклопедии, Алексей Дбар.

У нас была договоренность со Славой, что я напишу ему свои свободные комментарии по тем эпизодам прозы Фазиля Искандера, где великий писатель воссоздает достаточно многоплановый образ председателя Совнаркома Абхазской Республики Нестора Лакоба (допустим, где руководитель Абхазии при встрече с народом очень замысловато (понятно, из каких соображений!) рассуждает о колхозах. Ведь благодаря тонкой дипломатичности и природной гибкости Нестора, удалось избежать уродливых, диких форм и методов так «называемого» раскулачивания. И это при жесточайшем прессинге всевластного Центра и всей кровожадной карательной структуры НКВД.

Слава так спокойно, и в то же время с увлеченностью вовлекал меня в тематику политических репрессий в Абхазии, что я, например, предложил опубликовать в «Несторе» рассказ Баграта Шинкуба «Старуха Расидац», с какой-нибудь редакционной аннотацией. Эта вещь, посвященная судьбе выдающегося революционера и полководца Уасила Лакоба, впервые увидела свет на русском языке в журнале «Новый Мир» (при редакторстве знаменитого А. Твардовского).

У моей подруги, проректора АГУ, профессора Джульетты Адлейба созрела идея, что нам общими усилиями необходимо подготовить книгу воспоминаний о человеке, без которого трудно представить себе новейшую политическую историю Абхазии. Он долгие годы работал в нашем университете и в АбИГИ им. Д. И. Гулиа, в Доме-музее Н.А. Лакоба. И было бы логично, чтобы люди, непосредственно работавшие с ним в этих влиятельных научных центрах, ну и в Академии наук, написали свои воспоминания и эссе. И разумеется, депутаты Первого Парламента РА, с которыми он прошел сложный путь в борьбе за восстановление нашей государственности. Кто-то, на мой взгляд, должен вместе с замечательной семьей ученого заняться сбором знаковых фотоснимков Станислава Лакоба (в том числе и групповых). Я думаю, это станет самым достойным проявлением уважения к памяти одного из столпов абхазской историографии. В этом вопросе незаменим Отто Лакоба, специалист по фото- документалистике, талантливый человек, дорожащий творческим наследием своего отца. Я хочу пожелать крепкого здоровья, силы духа и самообладания супруге Станислава Зосимовича – Нателле, которая создавала все условия для того, чтобы наш выдающийся ученый и поэт чувствовал себя как «за каменной стеной…».  Мира, спокойствия, достойного преодоления случившейся беды и тяжелейшей утраты, брату Станислава – нашему другу, крупному мастеру кисти и резца Геннадию Лакоба, чей мощный талант признан не только на родине, но и на общеевропейском уровне! Нет, друзья, это не поэтический комплимент абхазскому художнику-классику, это то, о чем пишут профессионалы и известные искусствоведы.

А завершу размышления о Станиславе Зосимовиче его же лаконичными стихами, вмещающими в себя глубокий философский смысл:

Человек

Один скитался в далеких горах,

И от тоски по дому

На черной бурке его рассыпался

Звонкий аул росы…

Владимир Зантариа,

писатель, академик