Через полгода исполнится 95 лет со времени проведения Дурипшского схода.
Предлагаем вниманию читателей отрывок из доклада, прочитанного доктором исторических наук Асланом Авидзба на научной конференции «Светская и духовная словесность в историко-культурном контексте» – к 1700-летию первого Вселенского собора, совместно проведенной в Сухуме, в АбИГИ, российскими и абхазскими учеными 19–20 июня этого года.
Дурипшский народный сход – или сход крестьян – проходил с 18 по 26 февраля 1931 года в Гудаутском районе (18–22 февраля – в Дурипше, 23–25 февраля – в Ачандаре, 26 февраля – снова в Дурипше). Получил название от первоначального места схода. Его причинами считаются:
– социально-экономические (отмена мероприятий советской власти на селе – колхозного строительства, скотозаготовки, хлебозаготовки, контрактации сельхозкультур и т.д.);
– политические (протест против включения Абхазии в качестве автономной республики в состав Грузинской ССР).
В докладной записке ответственный инструктор ЦК ВКП(б) Г.Козлов «О гудаутском кулацком контрреволюционном выступлении и о руководстве Абхазской парторганизации», составленной им уже в октябре 1931 г. и адресованной секретарям ЦК ВКП(б) И.В. Сталину, Л.М. Кагановичу и П.П. Постышеву, называет Дурипшский сход «контрреволюционным движением, организованным главным образом кулаками, абхазским духовенством и другими антисоветскими элементами».
В докладе Берия от 5 марта о названных событиях приводится «состав руководящей головки схода», среди которого называет двух бывших мулл и одного сына попа. Г. Козлов в уже названном донесении сообщает о том, что из 16 руководителей схода мулл и попов – 18,5%. При этом ни Берия, ни Козлов не упоминали институт традиционной религии абхазов, тогда как именно присяге на святом месте была отведена роль скрепляющего фактора и гаранта неотступности участников схода от своего решения. Это подтверждается и словами одного из главных организаторов и руководителей схода Ктыта Гунба: «Присягу мы принимали, чтобы сплотиться и как один выступить в случае надобности против провокаторов, имеющихся среди нас».
Зампред АбГПУ Гарцкиа 20 февраля 1931 г. в записке по прямому проводу в качестве одного из тезисов-недовольств участников Дурипшского схода приводил следующее: «Мы теперь не имеем ни муллы, ни попа, ни священников, не знаем, как хоронить своих покойников». В докладе Берия также в качестве причин выступления приводились следующие: «Лишили голоса людей, которые омывают нам покойников, называя таких людей муллами. Между тем никто из родственников не может прикоснуться к мертвецу».
В докладе Берия среди руководителей схода упоминается «сын попа». Речь идет о Михаиле Сомава, сыне священника Ачандарской церкви. В «Информационном сообщении № 1 ИнфагоАбГПУ по вопросу возмущения крестьян и непризнания проводимых на селе мероприятий по Гудрайону», составленном не ранее 21 февраля, говорилось: «В сел. Ачандара прибыл из села Отхары Мукба, который остановился у сына священника Михаила Сомава. После чего Мукба и Сомава Михаил устроили собеседование совместно с приглашенными соседями»; а в «Списке лиц, проходивших по агентурным материалам и замешанных в участии в антисоветских мероприятиях по селам Гудаутского района» от 23 февраля 1931 г. сообщалось, что Михаил Сомава «принимал активное участие в созыве крестьян на Дурипшинский сход».
Небезынтересно, что если Берия считал Михаила Сомава одним из «руководящей головки схода», то в «Списке лиц, проходивших по агентурным данным…», участвовавших активно в выступлении против проводимых мероприятий Соввластью на селе по Гудаутскому району» – от 4 марта 1931 г. – он значится в пункте «Технические исполнители».
В докладе Берия среди «руководящей головки схода» названы «двое бывших муллов». Самый известный и «засвеченный» в «сводках» и «Информационных сообщениях» АбГПУ – это житель села Абгархук Осман Бутба. В частности, в «Списке лиц, проходивших по агентурным данным…» он назван в графе «Руководящий состав выступления», и на него дана следующая характеристика: «Член президиума схода, руководитель по своему селу, был председателем схода 22 февраля с.г. Активный участник в организации «Киараза», в настоящее время – антисовэлемент. Как и другие, проводил агитацию на сходах против мероприятий Соввласти. Побудитель выступлений крестьян. Пользуется авторитетом и влиянием на крестьян». Немного забегая вперед, скажу, что в годы «Большого террора» Осман Шаханович Бутба, как и большинство организаторов и участников Дурипшского схода, был репрессирован. Его расстреляли 1 октября 1937 г. по постановлению тройки НКВД ГССР от 15 сентября 1937 г. по известной статье 58 УК.
Однако в названных документах фигурируют по крайней мере еще несколько муллов. В «Оперативной сводке №11 о положении в Гудаутском районе на 26 февраля 1931 г.» сообщалось, что вдохновителями главарей восстания по Аацинской общине являются муллы Ебирхам Мархолия, Хасан Пачалия и Селим Арчелия.
Тем временем после переноса схода в Ачандару в 2 часа ночи на 24 февраля закончила принимать присягу первая группа из Лыхны и Дурипша, а другая группа, куда входили жители Абгархука, Аацы и др., приняли присягу 24 февраля в 12 часов дня. Козлов, для которого этот факт стал вызовом, недоумевал: «Почти все участники схода — одни добровольно, другие под общественным давлением и террором главарей движения приняли священную присягу — «бороться всем за одного и одному за всех». В «Оперативной сводке № 9 о положении в Гудрайоне на 24 февраля 1931 г.» говорилось: «Крестьяне с. Дурипш вернулись из Ачандары, где приняли присягу. С принявшими присягу крестьянами совершенно невозможно говорить». Однако в то же время в ходе схода и в дальнейшем, было немало сообщений о том, что многие крестьяне хотели бы уйти со схода, но их останавливала присяга.
27–28 февраля в с. Лыхны состоялось двухдневное совещание представителей Дурипшского схода с руководством Абхазии, где были высказаны позиции сторон. 27 февраля на этой встрече Сит Эбжноу заявил: «Духовенство наше (муллы) преследуется и нет возможности пригласить муллу на похороны»; а Ктыт Гунба подчеркнул: «Когда коммунисты умирают, их хоронят с музыкой, а мы же не имеем возможности пригласить для похорон муллу – его преследует власть».
28 февраля на этом совещании Н. Лакоба по этому вопросу сказал: «У абхазца с давних пор имеется обряд: приглашает на похороны священника или муллу. Вот здесь сидит абхазец крестьянин Шахан, который обслуживает крестьян в этом отношении. За то что он помогает крестьянам совершать свои обряды, получая за это от крестьян какую-нибудь кожу коровы или бычка, нельзя причислять его к категории кулаков, если он по другим экономическим признакам не является им. Священника мы не наказываем за то, что он выполняет свои религиозные обряды, если он с кадилом в руках не будет проклинать соввласть. Советская власть не преследует и верующих. Анихапави /по-абхазски/ (следует читать аныхапаю. – Ред.), если по экономическим признакам не является кулаком, так его нельзя также причислить к категории последних».
Козлов эту часть записи выступления Н. Лакоба привел как пример не большевистского подхода к решению возникшей проблемы, а всю власть в Абхазии назвал оппортунистической. По его мнению, речь Н. Лакоба «означает не что иное, как сдача партийной позиции классовому врагу и потеря пролетарской опоры в деревне».
После двухдневного совещания в Лыхны сход объявил себя распущенным, однако его итоги участниками были восприняты далеко не одинаково. В частности, 2 марта на сходе в с. Джирхуа С.Эбжноу, комментируя ход и решения названного совещания, сказал: «Лакоба удивился, как можно лишить права голоса и облагать налогом муллов, когда они моют наших покойников, их надо восстанавливать в праве голоса, им надо платить за их труды, а не взыскивать с них индивидуальный налог. Имеете полное право держать попов, мулов, и никто их не тронет».
Наряду с подобной интерпретацией итогов совещания, продолжался процесс принятия присяги, который не всегда был добровольным. В частности, 4 марта в с. Джирхуа «началась присяга тех, кто не принимал» до этого; «присяга проводится, чтобы все стояли за выставленные требования, и никто не записался в колхоз».
Это не могло остаться безнаказанным. С 18 апреля началась операция по аресту организаторов Дурипшского схода. Берия 20 мая сообщал: «Операция производится в 13 селениях: Лыхны, Ачандары, Звандрипш, Джирхва, Аацы, Дурипш, Абгархук, Бармыш, Блабурхва, Мгудзырхва, Калдахвара, Отхара, Лидзава. Всего намечено к изъятию по имеющемуся списку до 150 человек антисоветского элемента». 26 мая зампред ГПУ ЗСФСР А. Агрба уже постфактум уточнил: «Операция по белогвардейцам проведена в ночь на 23 мая. Всего изъято до 150 человек, что вместе с ранее изъятыми составляет свыше 400 человек. В ближайшие дни намечено к дополнительному изъятию до 50 человек».
Вышеназванный мулла Осман Бутба, неоднократно выступая на совещании 28 февраля 1931 года в селе Лыхны, говорил только о нуждах крестьян, но ни разу не упомянул о религиозных проблемах. А 16 марта на объединённом сходе в селе Аацы он просил, чтобы дали крестьянам возможность не нарушать национальный костюм, черкеску, архалук, даровав им возможность ношения оружия к этому костюму. При этом приоритет был отдан институту традиционной религии, что не вызывало у служителей других культов никакого противоречия. К примеру, тот же Бутба Осман был в числе тех, кто 22 февраля на сходе «для надежности и верности предложил принять присягу в Дыдрипше».
Таким образом, участие служителей различных религиозных культов в означенном движении не преследовало узкоконфессиональных интересов, а было обусловлено общенациональным характером Дурипшского схода.
Аслан Авидзба,
доктор исторических наук
