В издание вошли переводы Дианы Гумба произведений Алексея Гогуа «Шальная кровь», «Засуха», Алексея Джениа «Звез­допас», «Пока дети спят», стихи памяти Дианы, написанные Гун­дой Квициния, Александром За­куренко, Мажиром Кучмезовым, Борисом Ячменевым, а также ав­тором этих строк, письма, фото­графии, посвящение Александра Закуренко «Портрет Дианы» и послесловие Гунды Саканиа, в котором она также дает словес­ный портрет подруги.

Составитель книги Гунда Са­каниа благодарит за техниче­скую помощь в создании книги двоюродного брата Дианы, Гу­рама Гумба, Тамилу Нормания, Марту Сагария, Адамура Бе­ренджи. За предоставленные фотографии, помощь в их сборе благодарит Дениса Чачхалиа ‒ писателя, поэта, руководителя абхазской группы художествен­ного перевода, в которой училась Диана в Литинституте, а также Наалу Картозиа, Марину Кетиа, Мадину Тыркба.

Какой была Диана? Чем она была интересна окружающим? Это не так легко передать слова­ми. Это всё равно что стараться приколоть солнечный луч к бу­маге, но я постаралась, как мог­ла, передать свои ощущения, свою боль от этой невосполни­мой утраты.

Предлагаю вниманию читате­лей вошедшие в эту книгу свои воспоминания о Диане Гум­ба.

«Я вспоминаю её постоянно. Обычно это происходит внезап­но. Увижу что-то или услышу ‒ и вдруг сверкнёт, как молния, оче­редной эпизод из нашей далёкой счастливой студенческой жизни. Допустим, я иду домой с рабо­ты, и вдруг пошёл дождь, и я тут же вспоминаю, как мы с Дианой Гумба пошли прогуляться в парк Дзержинского в Москве. Мы ча­сто туда ходили. Вход в этот парк был свободным, а рядом в Бота­нический сад – платным, и ино­гда мы с Дианой по сваленному дереву (то ли там была речушка, то ли просто текла вода откуда- то) осторожно, рискуя свалиться вниз, перебирались через проём в заборе в этот сад. Дело было не в деньгах, могли и заплатить, но охватывал непонятный азарт. Однажды, попав в Ботсад, мы стали подходить к каждому пре­красному цветку, цветущему там, и с наслаждением вдыхать его аромат. Прибежала какая-то женщина, по-видимому, смо­трительница, и стала кричать на нас, мол, что это за безобразие, кто вам позволил все цветы об­нюхивать, так и сказала: обню­хивать. Будете платить штраф. Я растерялась, а Диана задрала нос повыше, развела руками, мол, ничего не понимаю, и обра­тилась к ней на абхазском языке. Она говорила быстро-быстро, изобразив удивление на лице. И женщину как подменили. Она решила, что мы какие-то важные гости, иностранцы, извинилась и ушла. Так, благодаря находчиво­сти Дианы абхазский язык выру­чил нас. Мы смеялись от души, было очень весело. А когда воз­вращались домой, вдруг полил дождь. Солнце то пряталось за тучи, то снова одаривало землю своими яркими лучами. Круп­ные капли срывались с неба, мы бежали под дождем, слегка про­мокли (я была одета теплее и от­дала Диане свою лёгкую куртку), но до общежития оставалось не­далеко...

Или слушаю музыку компози­тора Павла Ружицкого «Рядом нет тебя», а на заставке парень грустит на подоконнике. И тут же перед глазами Диана. Она любила устроиться на подокон­нике у открытого окна с книгой или тетрадкой в руках, читала или писала и оглядывала окрест­ности. Красотень! Ещё бы! По­доконник почти на уровне верху­шек деревьев, но этаж-то пятый, опасно, и я постоянно пыталась уговорить её спуститься вниз. Безрезультатно. В ответ звучал весёлый смех: «Да успокойся! Что со мной будет?»

К Диане невозможно было от­носиться равнодушно. Многие боготворили её, признавались в любви, посвящали стихи, ис­кренне восхищались, а кто-то наверняка и завидовал. Слишком уж яркая она была, необычная. Привлекали внимание большие, удивительные темно-карие глаза с каким-то необычным внутрен­ним светом. Казалось, в ней со­единилось всё самое лучшее: красота, ум, умение держаться в обществе, поддерживать бесе­ду на любую тему, одеваться со вкусом без особых затрат, ува­жительное отношение к окружа­ющим. Но это была не кошечка, а скорее, тигрица. Помню, мы с Дианой ехали домой на по­езде, и у неё завязался диалог с молодым человеком из Грузии, который пытаясь её подколоть, сказал: «Ваш Абхазский государ­ственный университет ‒ дерево­обрабатывающая промышлен­ность». «Конечно, ‒ улыбнулась Диана. ‒ Ты прав. Поэтому там грузины и учатся». Парень не смог сдержать смеха и больше не стал продолжать эту тему. Да, у Дианы был острый язычок, и она умела при необходимости лю­бого поставить на место. Было в Диане какое-то необъяснимое притяжение. Сколько раз, когда мы шли вместе, люди оборачива­лись, чтобы посмотреть на неё! Однажды кто-то восхищённо воскликнул: «Ух, ты! Какая кра­сивая цыганка!» Не знаю, поче­му цыганка. Может быть, потому что внешность у неё была такая необычная.

Очень подвижная, любозна­тельная, казалось, она спешила жить, она не уставала никогда, вечно что-то придумывала. Пом­ню, как мы слушали музыку Ви­вальди в своей комнате в общежи­тии Литературного института, и Диана предложила создать краси­вый фон, вместо света включить светильник и накрыть его крас­ной кофточкой. Так и сделали, действительно получилось очень красиво. Мы наслаждались пре­красной музыкой, как вдруг по­чувствовали запах горелого. Это прожгло кофточку Дианы.

...И здесь, в Сухуме, мне всё напоминает о ней ‒ моей самой лучшей на свете, самой красивой и талантливой подруге Диане Гумба. Иду по набережной мимо кофейни Акопа ‒ и вновь вижу её, слышу голос. Как часто, когда я возвращалась домой после ра­боты, она, позвав меня: «Лейла», бежала ко мне навстречу. Этот голос звучит во мне. И я помню в тот последний день до того, как она слегла, и уже не подни­малась, наша встреча тоже была на набережной. «Лейла, я ско­ро умру, ‒ сказала она. ‒ Опять эти тёмные пятна на руках по­явились». В сердце кольнуло. Я ответила: «Не смей даже думать об этом». Но, к несчастью, пред­чувствия Дианы оправдались. Через несколько дней я поехала к ней домой с цветами, порадо­вать её. Диане было очень плохо, мы даже не смогли с ней погово­рить. Я уходила с мыслью, что ещё вернусь и наш разговор со­стоится, но... это была последняя наша встреча. Больше живой я ее не видела.

Диана часто говорила: «Ну и назвали меня родители! Пред­ставляете, стану я старой, без­зубой, может, с палочкой буду ходить... А имя, как у богини охоты. И какая тогда из меня бу­дет Диана!» «А мы слушали её и смеялись». Кто знал тогда, что старость её не коснётся!

Одному Богу известно, сколько бы она могла сделать в области перевода абхазской литературы на русский язык! Не успела! Она ушла из жизни в расцвете лет от тяжёлой болезни.

Диана очень хорошо знала абхазскую литературу, любила и переводила на русский язык еще в студенческие годы произ­ведения Алексея Гогуа, Алексея Джениа. Она стихов не писа­ла, но однажды попробовала перевести фрагмент из романа в стихах «Песнь о скале» Баграта Шинкуба. Какой замечательный перевод (причём без особых уси­лий) у неё получился, идеальное совпадение ритма с оригиналом, прекрасная рифмовка, поэтич­ность и глубина. Она тонко чув­ствовала слово ‒ и русское, и аб­хазское, а особый литературный дар помог добиться высокого результата в переводе даже без опыта в области стихосложе­ния.

Диана много читала разной ли­тературы. В числе её избранных авторов были Лессинг, Маркес, Пруст, Фолкнер, Хемингуэй, Гарсиа Лорка. Она очень люби­ла произведения Иуа Когониа, Баграта Шинкуба, Таифа Аджба, Фазиля Искандера (особенно «Сандро из Чегема»), Андрея Би­това и других.

Иногда я думаю, а какой бы она стала, если бы Бог не забрал её, каких бы высот в творче­стве достигла, какая у неё была бы семья, дети. Мне жаль этой её непрожитой жизни, этих на­ших новых несостоявшихся по­сиделок, разговоров по душам, этой нашей прерванной навсегда дружбы. Она хотела мне что-то рассказать, что-то важное. Не успела. Мне так не хватает её се­годня. До слез!

Лейла ПАЧУЛИЯ