Павел Васильевич Флоренский и Татьяна Алексеевна Шутова являются гражданами и членами Союза журналистов Республики Абхазия. Они часто выступают в республиканских СМИ – на теле­видении и в газетах. Свои приезды в нашу страну обычно приурочивают к праздникам, любым зна­чимым мероприятиям. Приезжали и ныне на день Победы, к 29-й годовщине окончания грузино-аб­хазской войны. И когда встал вопрос об интервью с ними, они взамен него (приезжали на несколько дней, времени на взаимодействие с прессой не оставалось) обещали прислать для газеты «Республика Абхазия» материал о «Белой книге Абхазии», со дня выхода которой скоро будет 30 лет. Слово сдер­жали. Предлагаем воспоминания Татьяны Шутовой о событиях той тяжелой для нас всех поры и работе над книгой.

«Белая книга Абхазии. Документы, материалы, свидетельства. 1992-1993» издана в Москве в 1993 году. Её составили Ю.Н.Воронов, П.В.Флоренский, Т.А.Шутова. Издателями стали З.С.Халваш, Р.А.Хагба и ТОО «ВНЕКОМ».

Павел Васильевич Флоренский и Татьяна Алексеевна Шутова являются гражданами и членами Союза журналистов Республики Абхазия. Они часто выступают в республиканских СМИ – на теле­видении и в газетах. Свои приезды в нашу страну обычно приурочивают к праздникам, любым зна­чимым мероприятиям. Приезжали и ныне на день Победы, к 29-й годовщине окончания грузино-аб­хазской войны. И когда встал вопрос об интервью с ними, они взамен него (приезжали на несколько дней, времени на взаимодействие с прессой не оставалось) обещали прислать для газеты «Республика Абхазия» материал о «Белой книге Абхазии», со дня выхода которой скоро будет 30 лет. Слово сдер­жали. Предлагаем воспоминания Татьяны Шутовой о событиях той тяжелой для нас всех поры и работе над книгой.

С Юрием Николаевичем Вороновым познакоми­лась ещё до войны на одной из конференций, которых в те времена было много. В воз­духе витало предчувствие беды. Я побывала уже в Грузии, Юж­ной Осетии и Абхазии, написа­ла ряд статей о ситуации. Тогда ещё удавалось сказать об этом на многочисленных встречах эпохи гласности. С Ю.Н. Вороновым мы мгновенно нашли общий язык, полное понимание.

14 августа СМИ сообщили о том, что началось в Абхазии. Ду­мали, обострение, скоро прой­дёт. Но началась война. Я тогда вела рубрику на радиостанции «Резонанс» и пригласила на прямой эфир Игоря Ахба, пред­ставителя абхазской диаспоры в Москве (позже – Чрезвычай­ный и Полномочный Посол Ре­спублики Абхазия в РФ). Игорь Муратович вошёл в студию со словами: «Добрый день…». «Какой же добрый, – поправи­ла было я. – Война…». Игорь Муратович мягко возразил: «В Абхазии принято желать добра всем и в беде, и в радости…» Радиостанция «Резонанс» была одним из немногих тогдашних СМИ, где можно было сказать правду о трагических событиях. В Москву стали прибывать бе­женцы. Абхазское землячество в Москве по цепочке сообщило о том, что им следует помочь, ведь они покинули свои дома в разгар знойного лета, многие были в та­почках и лёгкой одежде. Созда­ли пункты сбора гуманитарной помощи, один из них был неда­леко от моего дома, на Таганке. Пришла туда. Столы, на которых бутылки с подсолнечным мас­лом, пачки сахара, круп, банки с консервами. Надо сказать, что времена были нелёгкие и в Мо­скве. Магазинные полки пусты, какая-то гумпомощь из зарубеж­ных стран, которую расхватыва­ют мгновенно.

К вопросу о гуманитарной по­мощи Абхазии. Есть несколько эпизодов, которые греют моё сердце. Я ездила в военную Аб­хазию «челноком», так как оттуда трудно было передавать сообще­ния, ведь не было ни Интернета, ни теперешних гаджетов, так облегчающих работу журнали­ста. Магнитофон, записнушка и телефон в пресс-центре в Гуда­уте, который работал с частыми помехами и перерывами. Прихо­дилось добираться через Адлер, самолётом, поездом. Как-то не удалось попасть на самолёт, от­правилась из Адлера в Сочи, на вокзал. Иду по ночному городу, везде свет, фонари, рестораны, люди веселятся, празднуют. А там, за Псоу – мрак, выстрелы, беженцы, боль. Охватило озло­бление, отчаяние… В Гостеле­радио, где тогда работала, пове­сила объявление, где написала о том, что много беженцев из Аб­хазии, женщины, старики, дети. Разных национальностей: абха­зы, русские, армяне, грузины. Грядут холода, а они налегке, бежали в чём были. Вся система СМИ о войне в Абхазии храни­ла молчание. Грузинское лобби было всесильно. Но мои колле­ги меня удивили. К студии, где я работала, стали приходить люди, приносить одежду, тёплые вещи. Они говорили о том, что были в Абхазии, перечисляли населён­ные пункты, где отдыхали, где у них друзья. Извинялись: сапож­ки с всякими финтифлюшками, кофты нарядные – вроде не при­стало беженцам. «Ничего, – уте­шала я. – Сойдёт, лишь бы тепло было. Будет и на нашей улице праздник…» Как-то приехала из Абхазии и привезла гостинцы от Юрия Николаевича Кутарба его родным, укрывшимся у род­ственников в Москве. Прихожу, а у них на столе бутылки с маслом, хлеб, консервы. Передаю посыл­ку, а они меня за стол зазывают, а когда уходила, с собой пакет с угощением дают. «Возьмите, тут у вас тоже несладко». Иду домой, а на глазах слёзы. Ещё эпизод, курьёзный. С девушкой Инной из Красного Креста Аб­хазии мы собирали гуманитар­ную помощь среди бизнесменов в Москве. Были и кавказцы, и местные. Как-то один из них спросил: «А пакетики с супами нужны?» «Нужны, нужны», – за­верещали мы с Инной, думая о ребятах в горах, добровольцах. Мы получили коробки с пакета­ми супов… со свининой. Многие добровольцы были мусульмане, но мы утешили себя: пригодятся супчики, разберут.

Я познакомила Юрия Никола­евича Воронова с Павлом Ва­сильевичем Флоренским, они нашли друг друга – два учёных. И вот однажды Юрий Николае­вич сообщил, что следует издать сборник с материалами о том, что происходит в Абхазии. И сразу дал ему название: «Белая книга». То есть публикация под­линных материалов, отрывки из высказываний политических ли­деров и, увы, материалы о том, что происходит за Гумистой, в зоне, занятой грузинскими во­оружёнными формированиями. К этому времени я уже многаж­ды побывала в командировке в той части Абхазии, где не было грузинских военных формирова­ний, встречалась с жителями, до­бровольцами, была на передовой у Гумисты, даже удалось про­рвать информационную блокаду и выступить на радиостанциях и в газетах. Надо сказать, что ответом на это были угрозы со стороны представителей грузин­ской диаспоры в Москве, а она, эта диаспора, была очень сильна и представительна. Угрозы были недвусмысленны: русским ма­том с грузинским акцентом.

Мы собрали толстую папку документов, которая непрерыв­но пополнялась. К концу 1992 года вчерне «Белая книга» была готова. К нашей работе присо­единился Владимир Сергеевич Погодин (1945–2022) – писатель, историк, искусствовед, теоретик и историк искусства, специалист по древнерусской архитектуре. Он стал редактором, и мы встре­чались в помещении одного из московских храмов, где под его руководством шли реставраци­онные работы. Мы приняли это символически – реставрация под сводами храма. Папка, повто­ряюсь, пополнялась постоянно. События развивались стреми­тельно. Из Абхазии поступали, доставлялись всё новые и новые сведения о том, что происходит на фронтах, в зоне оккупации грузинскими вооружёнными формированиями, записи рас­сказов очевидцев и жертв агрес­сии.

В то время П.В. Флоренский в Российском научно-исследова­тельском институте культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачёва создал и возглавил научный сектор по изучению последствий вооружённых кон­фликтов для природы и культу­ры, и ему даже удалось включить в рабочую группу сектора Ю.Н. Воронова. Правда, ненадолго. Как только речь напрямую зашла об Абхазии, сектор был ликви­дирован. Да, такова была сила грузинского лобби в Москве. Флоренский надеялся, что книга будет издана этим Институтом, но руководство призналось, что это не в его силах и без пагуб­ных последствий для Институ­та не пройдёт. Встал вопрос о средствах для издания. На одной из абхазских встреч подошла я к Руслану Хагба. С замиранием сердца сказала о наших потреб­ностях. Сказала, кто делает кни­гу. Руслан мгновенно согласил­ся. Теперь мы встретились уже в Институте культурного наследия имени Лихачёва, где Флоренский ещё руководил сектором. Мы совещались недолго. Хагба сказал, что сред­ства будут предостав­лены, а мы уже заканчивали подготовку материалов. Готово! Обратились в одну из москов­ских типографий. Сначала там обрадовались: материально всем было трудно, а тут новый заказ. Через некоторое время ответили: не могут напечатать, трудности технического характера, срочные заказы и т.д. Нам было понятно: опять нажали. Слово Абхазия под запретом. Обратились ещё в несколько типографий. Ответ аналогичный. Стало ясно, что Абхазию «отфлажковали», как в песне Высоцкого «Охота на вол­ков». Выручил Погодин. У него были знакомства в прилегающих к Москве областях, где он вёл реставрацию храмов и издавал брошюры и проспекты. В одной из областей согласились. И вско­ре мы держали в руках «Белую книгу Абхазии».

…А там шла война, гибли люди, сжигались архивы, шли пытки и издевательства.

Где-то в ноябре 1992 года я была в очередной командировке в Абхазии. Часто в Гудауту либо вертолётами, либо тропами пе­ребирались люди с той стороны Гумисты. Бросалась к ним, рас­спрашивала, записывала. Люди были в состоянии шока: там шли убийства, глумления, пытки. Однажды упросила следователя присутствовать при опросе бе­женцев. Это были отец и дочь из отдалённого села Очамчырского района. Девочка плохо пони­мала по-русски, но, скорей, она просто ни на одном известном ей языке не могла сказать о том, что с ней сотворили вооружён­ные люди, ворвавшиеся в село. Переводил отец. Голос у него дрожал, он путался в словах: го­ворить ТАКОЕ при незнакомых людях… Я поняла, что мне луч­ше уйти, не усугубляя мучения отца и дочки, ребёнка совсем. Но мне нужно было ощутить драму в подлинных словах, сказанных самими пострадавшими. Я об­ратилась к Юрию Николаевичу Воронову и Нателле Нуриевне Акаба. Просила дать мне по­смотреть материалы опросов беженцев с той стороны. Они по­совещались и сказали, что дове­ряют мне, но есть вещи, которые нельзя публиковать. Ведь имена в протоколах подлинные, место событий указано точно, у бежен­цев остались там родные, кото­рые могут пострадать, а кроме того, есть настолько интимные вещи, о которых не надлежит го­ворить публично или в СМИ. Я очень просила и мне доверили эти материалы. Мне предостави­ли комнату в здании, где разме­щались многие структуры пра­вительства Абхазии в изгнании и пресс-центр Гудауты (мы назы­вали здание Белый дом). Кстати, не так давно в Гудауте я видела этот дом. Он потрёпанный, не­ухоженный, а я ожидала увидеть на его стенах мемориальную та­бличку – ведь это живая память о войне… Принесли толстую пап­ку с бумагами. Чтобы убедить в моей честности доверивших мне документы людей, я оставила магнитофон, блокнот, авторучку и вошла в комнату. Чтобы колле­ги-журналисты не испытывали соблазна присоединиться ко мне, меня заперли и дали на ознаком­ление полтора часа. Я листала протоколы опроса, слова были бесхитростны, неловки, люди как могли говорили по-русски о пытках, насилиях, издеватель­ствах. Мне рассказали, что ког­да через полтора часа открыли комнату, где я читала допросы, моё лицо было неотличимо от ядовито-зелёной стены комнаты, где работала… Вот с такими до­кументами приходилось иметь дело, но в главе о пострадавших в «Белой книге Абхазии» многое не опубликовано. Ведь на Кав­казе есть то, что дороже жизни: честь женщины, честь семьи, честь рода. Вот за это и отдавали свои жизни мужчины на линии огня у Гумисты, в Шроме, на Восточном фронте. За честь, что дороже жизни.

Приезжая из Абхазии, я всегда звонила Валентине Григорьевне Гулиа, вдове Георгия Гулиа из славной абхазской семьи. Мне хорошо было говорить с ней, Она сострадала, утешала, вселя­ла надежду. В начале осени 1993 года, вернувшись из Абхазии, я позвонила ей и сказала, что я в отчаянии, сил у воинов нет, по­мощь идёт скупо, поддержки почти нет. Вдруг Валентина Гри­горьевна твёрдым голосом сказа­ла: «Всё будет хорошо и даже от­лично». «Вы так думаете?» «Он мне так сказал». «Кто?» «Геор­гий. Всё будет хорошо. Мы побе­дим». Я поняла, что Валентина Григорьевна либо видела во сне, либо то было видение. Но она слышала слова своего любимого супруга, который лучше всех на свете и по наследству, и по безза­ветной любви знал свою Отчиз­ну. Так и случилось.

Был исход сентября 1993 года. В Москве шли гастроли Абхаз­ского драматического театра. Давали спектакль «Кьоджинские перепалки» Гольдони. Вся мо­сковская диаспора была на пред­ставлении. Шёпотом говорили, что идёт наступление. Послед­нее, решительное, что наши уже перешли Гумисту. Я в это время среди многих журналистов ра­ботала в Белом доме в Москве, который был в осаде. Помню, вдруг внезапно отключили свет и здание погрузилось во тьму. Вокруг Белого дома растянули колючую проволоку. Но в какой- то день её убрали. Ю.Н.Воронов, который тоже был в Белом доме, сказал, что, вероятно, всё как-то рассасывается и пора отправ­ляться в Абхазию, где наши уже за Гумистой. На следующий день мы с П.В. Флоренским при­были в аэропорт, откуда должен был улететь самолёт в Сочи с большой группой абхазов. Рейс отложили. Я воспользовалась этим, чтобы сбегать к маме, ко­торая с инфарктом лежала в больнице. Её уже перевели из ре­анимации, и я сказала, что еду в Абхазию. Мама отпустила меня. Самолёт вылетел вечером, и в Адлере мы были уже затемно. Ехали по Абхазии, погружённой во мрак. По каким-то причинам в тот день до Гудауты не доеха­ли – то ли бензина не хватило, то ли опасно было. Остановились в Гагре. Воронова пригласили в какой-то дом, мы пошли с ним. Нас накормили чем Бог послал. Это были беженцы из Очам­чырского района. Мы услышали их леденящие душу рассказы о глумлении и издевательствах. Потом нас перевели в комнаты санатория «Амра». Ни света, ни воды не было. Пришла со све­чой женщина и сказала, что есть лишь ополовиненная бутылка коньяка, которую оставил по­бывавший тут человек из Югос­лавии. Чистить зубы коньяком – что ж, на войне как на войне. Наутро мы были в Гудауте. Нас поселили в большой комнате, где было десятка три беженцев. Спа­ли на матрасах, расстеленных на полу. Поужинали все вместе, поставив сдвинутые табуретки и разложив на них хлеб, лук, сыр. Ночью приехал Алеко Алексее­вич Гварамия и сообщил, что в Москве идёт штурм Дома Сове­тов. Утром Воронов отправился в Сухум. Когда вернулся, на нём лица не было. В руке он сжимал печать. Печать славного рода Вороновых, столько сделавших для культуры России и Абхазии. Он обнаружил её в своей раз­грабленной квартире в Сухуме, на полу. А ещё он держал кусок чёрной сварившейся плёнки, взя­той им на пожарище, – всё, что осталось от АбИГИ (Абхазский институт языка, литературы и истории имени Д. И.Гулиа). Сго­рели архивы, документы, записи, книги, труды многих поколений исследователей Абхазии.

Вернувшись в Москву из побе­дившей Абхазии, мы узнали, что наш соратник по «Белой книге» Погодин находится в госпита­ле им. Бурденко. Он не поехал с нами в Абхазию накануне её освобождения, а остался в Мо­скве, где назревала своя драма. 3 октября начался штурм Дома Со­ветов, стрельба, танки, убитые и раненые. В.С. Погодин в юности окончил медицинское училище. Узнав о штурме Белого дома, он, надев на куртку белый ха­лат и взяв с собой чемоданчик с бинтами и медикаментами, бро­сился на Баррикадную. Снайпер со стороны американского по­сольства стрелял в человека в белом халате, тащившем на себе молоденького солдатика, тяжело раненного в ходе боя. Когда По­година доставили в госпиталь с ногой, перебитой разрывной пулей, врачи покачали головой: катастрофическая потеря крови, несовместимая с жизнью…

Погодин выжил. Вернувшись из победившей Абхазии, мы пришли навестить его в госпи­таль Бурденко и принесли «Бе­лую книгу Абхазии». Владимир Сергеевич уже мог ходить и был в прекрасном настроении. Он сообщил, что этажом выше лежат доставленные из Абха­зии раненые бойцы. И он только что был у них. Он тут же собрал большой пакет гостинцев и от­правил нас навестить абхазов. В палате их было трое, совсем молодых мальчишек. У стола су­етились женщины в чёрном, кто- то резал салат, кто-то разогревал мясо, кто-то поправлял ребятам постель. Они поблагодарили за гостинцы, но при этом открыли холодильник, забитый всякими вкусностями. Тут, в Москве, за ребятами был неусыпный над­зор, им оказывалась всяческая помощь. Забегу вперёд и скажу, что еле отбилась от абхазской привычки: женщины норовили дать мне с собой то, что приго­товили сами и что послали ра­неным воинам их соотечествен­ники, находящиеся в Москве. Помню, один мальчишечка, со­всем юный, с перебинтованной головой на вопрос, что случи­лось, улыбнулся детской улыб­кой и ответил: «Меня танком ранило…»

А редактор «Белой книги Аб­хазии» Владимир Сергеевич По­годин излечился и продолжил свою научную и общественную деятельность. Он скончался в феврале 2022 года.

В заключение приведу справ­ку о Погодине, о котором ранее почему-то говорили не так уж много.

В.С.Погодин изучал историю искусств и философию в Ле­нинградском институте живопи­си, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина. С 1963 г. проработал научным сотрудни­ком в Государственном Русском Музее, далее проходил стажи­ровку в Государственном Эр­митаже в качестве реставратора живописи. С 1971 года работал в Государственных централь­ных художественных научно- реставрационных мастерских им. академика И. Э. Грабаря, в государственном музее-усадьбе «Кусково XVIII». С 1973 г. – в должности главного хранителя государственного музея-запо­ведника «Коломенское», ныне – государственный художествен­ный историко-архитектурный и природно-ландшафтный музей- заповедник. С 1976 по 1986 годы работал в Академии художеств СССР заведующим творческими мастерскими Академии. С 1986 года – заместитель главного ре­дактора журнала «Художник» Союза художников РСФСР. С 1989 по 1991 годы – заместитель главного редактора Главной ре­дакции свода памятников изда­тельства «Наука» Академии наук СССР. С 1991 года председатель научно-методического совета в НИИ культурного и природного наследия Министерства культу­ры РФ. В 1995-1996 гг. – началь­ник отдела Федеральной службы по сохранению культурных цен­ностей. В 1996 – 2003 гг. был на­чальником отдела Министерства культуры РФ, занимался вопро­сами лицензирования антиквар­ной деятельности, экспертной работой для таможенных и дру­гих правоохранительных орга­нов. Почетный академик Россий­ской Академии художеств, был проректором Московской госу­дарственной академии акварели и изящных искусств, Главным консультантом «Аукционного дома Егоровых». Сферой его на­учных интересов были русское и современное отечественное искусство. Автор многочислен­ных научных работ и научно- популярных статей. Награждён правительственными наградами, имеет также ведомственные и общественные почетные знаки и медали.

Светлая ему память…

Татьяна ШУТОВА