Октай, вы уже прошли путь от статуса репатрианта к статусу гражданина Республики Абхазия. Я правильно говорю?
– Да.
– Можно сказать, что вы один из тех, кто успешно прошел этот путь?
– Я никогда не считал себя репатриантом. Закон Республики Абхазия «О репатриации» был принят еще когда я был депутатом Парламента, в 1998 году. До этого такого понятия и не было, его просто не использовали. Этот Закон мы приняли по аналогии с Законом Российской Федерации, где были определены годы, отводимые под статус репатрианта, после которых вернувшийся на свою родину человек становился её гражданином. Сейчас в Абхазии сразу дается гражданство и выписываются паспорта. И эти новые наши граждане могут остаться здесь или уехать в страну проживания.
– Что для вас сыграло более важную роль для успешной адаптации в Абхазии – ваша женитьба на местной девушке Дариджан Капба или желание остаться здесь во что бы то ни стало?
– Оба фактора сыграли свою роль. Если ты вернулся на свою Родину, то должен приспособиться к любым условиям, ведь они для всех, то есть и для местных жителей, одинаковые. К счастью, и семья жены состояла из хороших людей. Не как к зятю, а как к сыну они отнеслись ко мне, друзьями стали. С тестем Владимиром Капба общался как с другом, по-простому. Было ощущение, что я продолжаю жить в тех же условиях, в которых родился и жил в Турции. Мои новые родственники здесь помогли полюбить Абхазию глубже, чем я любил её на расстоянии.
– Что пожелаете тем, кто еще не решается приехать, но мечтает об этом?
– Легко об этом говорить теоретически, но практически оставить все в стране, где ты родился, вырос, где родня, друзья, – сложно. Это радикальный вопрос. Но надо подумать и выбрать, что лучше: раствориться в чужой среде или влиться в свой, родной, народ, чем-то помочь истинной Родине? Есть ведь и сила притяжения родной страны, здесь и солнце светит по-особенному.
Да, есть кто приехал, а потом вернулся обратно. Я в таких случаях говорю: «А там не бывает препятствий? Зачем бояться, не бороться?»
– Что не так или совсем не так делает Абхазия, чтобы потомки махаджиров возвращались? Сейчас этот процесс приостановился, как я понимаю.
– Изначально было несколько просчетов, которые повлияли на определенный отток приехавших и приглушили желание других приехать. В первую очередь не смогли обеспечить их безопасность, особенно помешало убийство Джазми Куджба, которое имело большой резонанс в среде диаспоры. Помешали блокада и связанные с ней трудности с перемещением из страны в страну, помешали финансовые проблемы, а также поселение репатриантов в изолированных местах или в одном многоквартирном доме, как в гетто, без соседей и друзей, когда не с кем поговорить на абхазском языке. А как тогда его выучить, как адаптироваться? Приехавшие продолжают общаться друг с другом на турецком языке. И сейчас в Мачарке особняком строятся им дома. Я изначально об этом говорил, и сейчас против этого. Пример отрицательной личности, но пример правильный: Лаврентий Берия заселял мегрельских переселенцев в гуще абхазских сел, в которых они успешно выживали и приживались. Конечно, первые, да и последующие потоки потомков махаджиров размещались в Абхазии без профессионального подхода, хотя старались от всей души. Это сейчас все поняли, как надо было делать или не делать.
А вот с детьми, здесь родившимися, проблем с адаптацией нет. Они ходят в детские садики, учатся в школах, вузах и там слышат абхазскую речь, приобретают друзей, круг их общения с местными людьми расширяется.
Что процесс возвращения на историческую Родину потомков махаджиров из Турции, Сирии и других стран замедлился, наблюдаю и я. Мало стали работать для непрерывного, пусть и не массового возвращения людей, не все возможности используются. А работать нужно в разных направлениях – внушать, рассказывать, пропагандировать, показывать все лучшее, что имеем, что сохранили и приумножили здесь те, кто оставался жить десятилетиями и веками в Абхазии, какие бы невзгоды ни приходилось переносить. Сегодня есть возможность лучше использовать интернет, другие современные ресурсы. И надо прилагать усилия многим, один-два человека не в силах постоянно «двигать» репатриацию. Возвращение на Родину нужно для того, чтобы в современном сложном мире и мы здесь не потерялись, и они там, в других странах, не растворились окончательно. Если даже человек живет в другой стране, должен думать об Абхазии, о том, что он в состоянии сделать для неё. Да, желающих вернуться много, в основном это молодежь. Но каждый, естественно, думает об экономической стороне, о профессии, трудоустройстве, зарплате. И не все знают абхазский язык, что часто становится препятствием. Кстати, даже для тех, кто уже приехал, но уехал обратно – был и такой случай. Человек устроился на работу в учреждении, был компьютерщиком, и он не имел возможности из-за незнания абхазского, да и русского тоже, общаться полноценно с коллегами, оставался как бы в одиночестве…
– Вам известно, сколько семей репатриантов здесь укрепились, осели? И какой процент уехавших обратно?
– Я не располагаю конкретными цифрами, но знаю, что в основном остались те, кто обзавелся здесь, именно здесь, семьей. Сюда приезжают холостые парни и женятся, а местные девушки выходят замуж за ребят из Турции или Сирии и уезжают отсюда – такая тенденция. Но в последнем есть и плюсы. Девушки из Абхазии проводят в тех странах среди диаспоры информационную и пропагандистскую работу, рассказывают об истории нашего народа.
В целом процесс возвращения начался, и его уже не остановить, каким бы он ни был в разные времена – быстрым или замедленным. Те, кто узнал о своей Родине, познал её вкус, все равно приедут. Прошедшие 20 или 30 лет с начала репатриации – это малое время. Нужно дальше прикладывать усилия, не отчаиваясь и не разочаровываясь.
– Вернемся к вам. Вы в Турции занимались творческой деятельностью?
– Нет. Я окончил исторический факультет Абхазского университета, я не профессионал, только здесь, в Абхазии, жизнь заставила заняться литературными переводами. Но я уже увлекся. Перевожу то, что по душе. А то, что не нравится, обычно не поддаётся переводу.
– И сколько перевели?
– Уже до 40 книг. И все они мне дороги, имеют свое место в моем сердце. Я перевел новеллы Михаила Лакрба, поэмы Мушни Ласуриа «Золотое руно» и Рушбея Смыр «Семра», работу Темура Ачугба «Депортация абхазов», «Песню нартов» Геннадия Аламия, некоторые труды о топонимике Валерия Кварчия, два рассказа на историческую тему Анзора Мукба и т.д. Перевожу с абхазского на турецкий и наоборот, и даже с русского на турецкий.
– Где издаете, кто оплачивает ваш труд?
– Переводы делаю бесплатно. Издаю книги в Турции. У нас там есть группа людей, которая ищет и находит спонсоров для оплаты типографских услуг. Иногда и Комитет по репатриации Республики Абхазия помогает деньгами.
– Вы не жалеете, что живете в Абхазии?
– Никогда – если даже мир перевернется. Я и сегодня трепетно отношусь к ней, к её людям. Я по их объятиям – обнимают как брата – чувствую, что любовь к нам, потомкам махаджиров, не иссякает.
– У вас две семьи – здесь и в Турции. Расскажите о них.
– Самое трудное это то, что скучаю по тем, кто остался в Турции. Нелегко часто ездить мне туда, а им приезжать сюда. Маме моей 91 год, и не раз бывала в Абхазии, она в состоянии еще не раз приехать. Ежедневно разговариваю с ней по ватсапу. Если не позвонил, пропустил день, она тут же звонит сама в беспокойстве, что, мол, случилось? В Турции у меня также четыре племянницы от ушедшего из жизни старшего брата, сестра и младший брат. Отца не стало, когда я с созданным в Турции Кандидом Тарба ансамблем «Кавказ» в 1991 году приехал в Абхазию.
В сухумской семье у меня две дочери: Мрамза и Гуранда, внучка Лив от старшей Мрамзы. Есть тёща Фируза Чамагуа-Капба и все члены семей Капба и Чамагуа, которые для меня давно стали родными.
Интервью вела Заира Цвижба
Фото: © Sputnik
