К продолжателям дела Льва Николаевича Соловьева можно отнести и Мушни Хварцкия и Нину Полякову, которые в конце 80-х – начале 90-х годов XX века исследовали стоянку Мачагуа-ипа в Гудаутском районе (Хварцкия, Полякова, Очередной. Мачагуа – памятник среднего каменного века в Абхазии. Спб., 2005. 140 + XXXIV c.).
Лев Николаевич, по свидетельству близких, любил рассказывать – правда, исключительно доверенным людям, что древности Абхазии часто становились поводом для преследования служителей археологической науки. Взять хотя бы конец 20-х годов, когда по «заданию» Тифлиса был инспирирован погром абхазского научного общества. Первооткрывателя дольменной культуры в Абхазии, поэта и педагога Виктора Стражеваобвинили в бытовом разложении и заставили бежать в Москву. Против председателя АБНО, ихтиолога Барача и его заместителя Иващенко возбудили уголовное дело, обвинив их в хищении бурки и печатного станка. При этом станок был спрятан в квартире одного из «свидетелей» обвинения, а на утверждения обвиняемых о нелепости предъявляемых им «улик» никто внимания не обратил. Германа Павловича (Паульевич) Барача и Михаила Михайловича Иващенко выслали в Тифлис, бросили в Метехскуютюрьму, а затем в камеру вошли «благодетели», которые предложили узникам жилье и хорошо оплачиваемую работу в научных учреждениях Тифлиса. Погром АБНО не случайно совпал с понижением политического статуса Абхазии от союзной республики в составе СССР до автономии в границах Грузии.
Следующей страницей «археологических репрессий», по версии Льва Николаевича, были события 1949 года.
– Поводом послужил первый том трудов Абхазского государственного музея, в котором был продемонстрирован высокий уровень абхазской историко-археологической науки, – продолжал рассказывать он. – Сборник запретили, Мелихова обвинили в принижении роли Лаврентия Берия, меня – в пропаганде памятников мусульманской культуры (я организовал выставку абхазских надгробий XVIII-XIX веков). В конце концов, нам дали трое суток на сборы и выезд с территории Абхазии (в случае неповиновения грозили арестом), а надгробия уничтожили. Параллельно замечательному ленинградскому кавказоведу Иессену и другим «зарубежным» ученым было запрещено проводить исследования в Колхиде. Вслед за этим из Абхазии были высланы 30 тысяч греков, в дома которых загнали переселенцев из Грузии… (людей из Грузии, по свидетельству самих переселенцев, в буквальном смысле гнали нагайками. – Ю. С.)
Далее Лев Николаевич рассказывал об академике АН Грузии Борисе Алексеевиче Куфтине, с которым он не раз бывал вместе в экспедициях. Ему принадлежит выдающаяся роль в изучении археологических памятников на территории Абхазии. После публикации «Материалов по истории Колхиды» за отказ порвать с учением Маррав свете «трудов товарища Сталина» Куфтина обвинили в «космополитизме и преклонении перед иностранщиной». В грузинской и центральной московской прессе появилась целая серия статей против него. Лев Николаевич был свидетелем, как на археологической конференции в Москве Куфтин подвергался оскорблениям, в том числе и физическим, со стороны грузинских ученых. Их с удовольствием поддержали и некоторые российские.
– Самому Куфтину выступить не дали, однако он добился встречи с Берия, которому напомнил, что являясь основателем престижной научной концепции происхождения грузин, он уже отбыл пять лет в сибирской ссылке, куда готов вернуться, если его знания и опыт больше не нужны.
Как рассказывал далее Л. Н. Соловьев, Куфтин в 1946–1948 годах укрепился во мнении, что, начиная с эпохи дольменной культуры и до середины I тысячелетия до н. э. вся Колхида была заселена абхазо-адыгами, позже оттесненными в места нынешнего своего обитания. Эта уверенность и знания, на которых она основывалась, были весьма некстати для руководства Грузии и тем более для исторической науки.
Весной 1954 года Куфтин был убит в Прибалтике во время отдыха. Все было подстроено, будто это был несчастный случай, а жена якобы в исступлении покончила жизнь самоубийством. В тот же самый день в Тбилиси была взломана дверь его рабочего кабинета, похищен третий том «Материалов по археологии Колхиды» с описанием результатов исследований в Абхазии, второй том «Раскопок в Триалети», множество вещей, обнаруженных во время раскопок, в том числе и из Абхазии.
Лев Николаевич добавлял, что с тех пор с особым вниманием следит за публикациями в надежде увидеть знакомые материалы, поскольку сам участвовал в раскопках с Куфтиным и помнит найденные предметы.
Далее ученый приводил историю травли живущего в Гудауте замечательного краеведа и археолога Александра Лукича Лукина, исследовавшего Абхазию и добившегося интереснейших результатов. Он считал, что обстановка травли приблизила смерть ученого, ведь его, по сути, лишили возможности работать – в конце 50-х годов из Тбилиси поступило распоряжение не принимать у Лукина заказы на пересылку в Абхазию необходимых ему книг через межбиблиотечный абонемент и не публиковать его статьи. Прибывшие из Сухума Михаил Мущниевич Трапш и Вианор Панджевич Пачулиазастали Лукина уже мертвым. В печи догорали рукописи его трудов и описи коллекций.
Лев Николаевич Соловьев почувствовал на себе, что такое противодействие на пути науки. Ведь он был на долгие годы выслан из Абхазии из-за того, что выставил в Государственном музее памятники мусульманской культуры, был лишен возможности работать в Абхазии и более девяти лет проводил раскопки в Адлерском районе и в Крыму.
В это время (24 апреля 1958 года) на заседании Ученого совета Института истории материальной культуры АН СССР (протокол № 6) состоялась публичная защита кандидатской диссертации Льва Николаевича Соловьева «Первобытные стоянки Очамчыры и Воронцоской пещеры, их стратиграфия и хронология».
Летом того же года ученый возвращается в Абхазию. Период скитальческой жизни завершен. Впереди наполненные работой и большими открытиями годы.
Л. Н. Соловьев был всецело предан делу, отдавался ему до конца. Ему было уже немало лет, а он по-прежнему считал себя ответственным за организацию и ход экспедиций.
Вот как Ю. Н. Воронов рассказывает об одном из таких эпизодов: «Вспоминаются октябрьские дни 1968 года, когда Л. Н. должен был ехать в Цебельду (Цабал) – вывозить из грота Ахра-капш экспедицию. Все, кто был тогда рядом с Л. Н. – О. Н. Балер, Д. А. Крайнов, А. Х. Халиков и другие, в том числе и автор этих строк (Юрий Воронов. – Ю.С.) отговаривали его от поездки, поскольку он был не совсем здоров. Но он все же уехал – чувство долга не позволило поступить иначе.
Прождав полдня в условленном месте, Л. Н. вынужден был отпустить водителя, а сам спустился от Джампалского моста к Холодному гроту, где к своей радости увидел бульдозер. На нем он дважды переправлялся через Кодор, а затем взобрался по крутому откосу к гроту, где никого уже не застал. Обратно Л. Н. шел по ущелью Джампала в темноте под моросящим дождем. Там, где узкая каменистая тропа взбегала на скальную полку, он поскользнулся и с четырехметровой высоты упал в реку, сильно расшибившись. Течением его вынесло на отмель, откуда он уже ползком попытался снова подняться по тропе. И вновь промашка – после этого удара у него перестала работать правая рука. Снова отмель. Промокший до нитки, Л. Н. с трудом дополз до куста самшита, на котором повис в надежде просохнуть. Прошел час или более, и ему повезло – мимо проезжал грузовик с сеном. Л. Н., помимо полевой сумки, анероида и фотоаппарата, всегда носил на шее жестяной свисток, что обычно воспринималось как чудачество. В ту ночь именно свисток спас ему жизнь. Когда он стал кричать, его слабый голос потонул в тумане, а свисток услышали, и Льва Николаевича доставили в ближайший дом. На следующий день мы с Вадимом Бжания вывезли Льва Николаевича в Сухум на «скорой помощи». Хорошо помню, как этот семидесятипятилетний человек, у которого, как потом выяснилось, в трещинах были кости бедра, таза, предплечья и ключицы, уютно лежа на носилках, весело улыбался и успокаивал нас, а когда его взгляд падал на проплывавшие за окнами холмы и кряжи, повторял: «Как здорово, что все эти вершины пройдены, обследованы! Вот если бы можно было так же всю Колхиду оббегать!». Надо было писать плановую работу, а тут еще навалилась рукопись «Военное дело и вооружение Абхазии». Пока Лев Николаевич учился писать левой рукой, я составил, следуя его указаниям, главы, посвященные каменной, бронзовой, античной эпохам».
Описанный выше случай вывел Льва Николаевича из рабочего ритма ненадолго. Он продолжает работать. К этому периоду относятся рукописи «Гарпуны грота Хупынипшахва (Холодный грот)», оформление докторской диссертации «Первобытное общество Абхазии», в 1972-м завершил серию работ по многослойной стоянке Кистрикраскопки которой были намечены на 1973-й. Однако планам ученого не суждено было реализоваться. 27 февраля 1973 года Лев Николаевич скоропостижно умер, пережив супругу на 26 дней. Он похоронен на Михайловском кладбище, расположенном на восточной окраине открытой им в 1933 году и ныне всемирно известной палеотическойстоянки Яштхуа.
Думаю, Лев Николаевич был бы рад, что я назвала ее с учетом абхазского топонима. Тем более что я помню его, помню, как они с супругой Евгенией Христофоровной приходили к нам домой в гости – на бабушкины пироги.
Патриот Абхазии русского происхождения Л. Н. Соловьев является особым связующим звеном между Абхазией и Россией. Как в свое время писал Ю. Н. Воронов, благодаря таким людям, как он, лучшие помыслы, доброта и взаимное уважение – надежная опора и движущая сила во всех совместных делах для пользы наших народов.
