С первых месяцев войны и до ее окончания абхазская милиция испытывала сильнейший кадровый голод. Многие сотрудники, не связанные с оперативной работой, ушли на фронт. Высококвалифицированных специалистов, в первую очередь опытных сотрудников отделов уголовного розыска, старались в рядах милиции сохранить. Но для оставшихся в тылу милиционеров то время тоже стало серьёзным испытанием. Все они понимали, что милицейский пост – это тоже фронт, поскольку функции милиции были значительно расширены и усложнены.
Когда началась Отечественная война, капитан милиции Мурман Константинович Гегия возглавлял уголовный розыск Гудаутского РОВД. Война ворвалась в его судьбу, как и всего народа Абхазии, ранним летним утром. Люди еще не успели осознать случившееся, как сонную тишину прорезал лязг танковых гусениц, автоматные очереди и взрывы, от которых земля стала содрогаться. И уже на второй день Мурман Гегия вместе со своими сотрудниками Леонидом Цугба, Виталием Хутаба и Аликом Джения оборонял Красный мост. Мурман Константинович вспоминает:
– Утром командир батальона полка ВВ Абхазии Владимир Аршба и его заместитель по работе с личным составом Мушни Хварцкиявыстроили сотрудников и ополченцев на улице Ленина у гостиницы «Рица», проверили оружие, боеприпасы и поставили задачу держать здесь оборону. 16 августа к часу дня нас снова перебросили на Красный мост. По команде бежим по набережной. Вдруг меня резко дёргает за ворот мой коллега Рафик Айба (Душман). Я не понимаю, в чем дело. Оказывается, из здания ПВО стрелял в нас снайпер. Рассредоточились вдоль лодочной станции. Через час – снова на исходные позиции. Затем поехали в расположение полка в Ачадару, а 17 августа отошли к универсаму. Там мне сказали, что в перестрелке ранили моего двоюродного брата Владимира Аршба, и я поехал в Гудаутский госпиталь. Оказывается, его контузило. Вечером вернулся в расположение полка. Нас, сотрудников милиции, отозвали с оборонительного рубежа и направили в Гудаутское РОВД, где я возглавил группу из тридцати человек.
В условиях возникшего дефицита кадров на милицейские подразделения возложили задачи по борьбе с мародёрством, спекуляцией, хищениями военных и эвакуируемых грузов, по обеспечению эвакуации населения, разоблачению вражеских шпионов. Военное время породило всплеск преступности. Убийства, разбои, грабежи, кражи – всё это необходимо было пресекать. Сотрудники органов внутренних дел перешли на усиленный вариант несения службы, работали круглосуточно. Ушедших на фронт милиционеров-мужчин заменили женщины. Мурман Гегия продолжил:
– К декабрю 1992-го создали милицейскую роту, и 5 января 1993 года мы приехали в Верхнюю Эшеру для получения дальнейшего приказа. Пока мы шли по горному массиву, поступила команда отходить на исходные позиции, так как Январское наступление абхазских подразделений Гумистинского фронта тогда не дало положительных результатов.
Продолжились милицейские будни: раскрытие убийств, краж, разбоев, угонов автомобилей. Во время Мартовского наступления нам, милицейской роте, снова дали отбой.
Во время Июльского наступления наша группа, состоящая из сотрудников милиции в количестве до сорока человек, приехала в Каманы, которые были уже освобождены передовыми частями Абхазской армии. Бои шли чуть выше сёл Шрома и Цугуровка. 11 июля по приказу командования мы расположились на границе между Шромой и Каманами. Мы с водителем Отаром Буава на «ГАЗике» поднялись в Шрому, которая была частично освобождена, и где располагался штаб фронта. Там мне поставили боевую задачу для милицейского подразделения – охранять западную часть Цугуровки, чтобы не пропустить грузинские подразделения в наш тыл. При выходе из штаба артобстрел противника возобновился. Рядом упал снаряд. Взрывной волной меня отбросило вперед. Отар Буававыскочил из машины, и мы успели забежать в подвал ближайшего разрушенного дома. Не дожидаясь полного окончания обстрела, мы выехали к своим. Приехав, поставил задачу – расположить сотрудников милиции, согласно указанию командования штаба фронта, вдоль реки у моста за бетонными дамбами.
Вскоре начался минометный шахматообразный вражеский обстрел. Через два часа я почувствовал боль в правой ноге. Сняв ботинок, я увидел, что он весь в крови. Медбрат милицейской роты Алик Джинджолия подошел ко мне и сделал мне в мышцу укол, сказав, что боль скоро утихнет. Но через час появилась невыносимая боль. Когда мы осмотрели ногу, то увидели рану, но не придали этому значения. Оказывается, там сидел осколок. Так как боль не прекращалась, то меня на «ГАЗике» отвезли в лазарет в Каманы. Там уже медсестра сделала мне внутривенный укол, боль исчезла, и тогда я снова вернулся на позицию.
Наш «ГАЗик» водитель поставил на спуске из-за плохой работы аккумулятора. Через некоторое время двое абхазских бойцов, объезжая нашу машину на «УАЗике» подорвались на вражеской мине. Взрывной волной «УАЗик» забросило на нашу машину, и обе машины стали гореть. А так как в нашей машине лежали боеприпасы, они стали взрываться. В этот момент снова начался артобстрел противника. Стояла ужасная суматоха вокруг и невообразимый шум. Под этим обстрелом медсестры нашей роты Аида Агрба и Римма Авидзбасумели, рискуя жизнью, вытащить обожженных бойцов из «УАЗика». Потом их отправили в госпиталь.
– Мы войну не выбирали, на ней мы жили и умирали, – говорит М.Гегия. – А те бойцы, которые погибли, остались жить в ней. Эти парни не знали страха. Для них не было преград. Они проявляли чудеса храбрости и ловкости. Не задумываясь, они проявляли героизм и самопожертвование ради нас, боевых друзей, ради своей земли, во имя чести.
Ближе к ночи у меня снова возобновилась боль в ноге, и тогда РусикГогуа и Арнольд Аншба отвезли меня в Каманы. Там я находился всю ночь, а утром следующего дня меня отвезли в Гудаутский госпиталь. Первая операция прошла безрезультатно – хирург не смог найти осколок в ноге. Но после повторного снимка хирург Зураб Миквабия с помощью двух спиц определил местонахождение осколка, и на следующий день меня прооперировал. Из-за задетого осколком сухожилия, я пролежат в госпитале почти два месяца. После долечивался в Краснодаре. К середине сентября приехал в Гудауту на костылях.
Мурман Константинович был немногословен. Его рассказ резко прервался, но затем он с гордостью добавил:
– Во время войны я и Мусса Шанибов – председатель Конфедерации народов Кавказа – стали «кровными братьями», так как, когда его ранили, понадобилась срочно кровь, и тогда ему сделали переливание моей кровью.
Каждый из боевых эпизодов и работа в тылу заслуживает награды. Всё, что выстрадано и пережито во время войны, забвению не подлежит. Это нужно помнить и передавать молодому поколению.
