…Не знаю почему, но каждое 14 августа – день, который навсегда врезался в память как день начала войны, день, который поделил нашу жизнь на «до» и «после», и к которому мы уже 32 года возвращаемся в памяти, ко мне наплывом приходят и добрые, красивые слова о моей родной Абхазии, о Сухуме. Может быть, чтобы уравновесить впечатления и утишить боль?..
Вот что сказал великий Антон Павлович Чехов: «Если бы я пожил в Абхазии хотя бы месяц, то, думаю, написал бы с полсотни обольстительных сказок. Из каждого кустика, со всех теней и полутеней на горах, с моря и с неба глядят тысячи сюжетов. Подлец я, что не умею рисовать». А вот мнение ученых: «Сухуму можно отдать звание одного из древнейших городов Черноморского побережья, где еще задолго до возникновения раннеантичного поселения находилось древне-абхазское поселение городского типа Акуа. Это название Сухума сохраняется в абхазском языке до сих пор…».
А вот слова наших гостей: «Здесь прекрасно уживаются и флёр старины, и разные стили архитектуры: модерн, мавританский, псевдорусский, готика, сталинский «ампир», советские новостройки. И все это на фоне пальм, олеандров, кипарисов, эвкалиптов, камфорных деревьев, где аромат кофе смешивается с запахом цветущего османтуса… А особенно Сухум красив и популярен летом. Люди гуляют на набережной, загорают на пляжах, по морю скользят лодки и прогулочные катера. Рестораны, летние кафе, кофейни всегда полны народом, там живо обсуждают городские новости и мировые. Особенны и жители, добрые, гостеприимные...».
Вот я и спрашиваю себя и других: «Можно не любить такой замечательный город?! Всё в нём дорого и близко и нам, жителям, и тем, кто к нам приезжает на отдых»…
…И вот день сегодняшний – 14 августа 2024-го. К моим добрым мыслям присоединяются другие. Мой гость Беслан Кобахия – сегодня он академик Российской муниципальной академии – и я уходим в воспоминания 32-летней давности. И вот что вспомнилось Беслану Валериановичу.
– Я никогда в памяти не расстаюсь с деталями 14 августа 1992-го. В то время я был председателем Госкомитета по управлению государственным имуществом и приватизации Абхазии, кабинет мой находился на площади Ленина, в сгоревшем многоэтажном здании Совмина (ныне это площадь В. Г. Ардзинба). В 9 утра я, как обычно, пришел на работу. Примерно к 11 часам позвонил в канцелярию Председателя Верховного Совета Республики Абхазия Владислава Григорьевича Ардзинба. Трубку телефона подняла начальник канцелярии Ирина Алексеевна Скрипнистая, я попросил её отнести на подпись Ардзинба документ, который уже несколько дней находился там. Она сказала, чтобы я перезвонил ей примерно через час. По прошествии этого времени, я позвонил и поинтересовался, как там дела с этим документом? В ответ я услышал ее предельно взволнованный голос: «Какой документ?! У нас война началась!» Я решил, что женщина паникует, ведь у нас что-то происходило в эти дни, что это – очередное напряжение, и решил, окончив срочные дела, поехать к ним. Однако через какое-то время позвонила моя супруга и почему-то шёпотом стала говорить: «У нас во дворе какие-то люди заехали на машинах, стреляют, открывают гаражи, забирают машины, мы боимся, все лежим на полу». А живём мы в районе Турбазы, в доме на 3-м этаже, в квартире родителей – Валериана Османовича Кобахия. Я её стал успокаивать, сказал, чтобы они не поддавались панике, что все наладится.
Сам же быстро поехал к Верховному Совету – в этом здании сейчас находится Администрация Президента Абхазии. В приемной было много людей. В тот день должна была состояться сессия Верховного Совета Абхазии, на которой рассматривался проект Тараса Мироновича Шамба о федеративных отношениях и разграничении полномочий между Абхазией и Грузией, чтобы документально все это оформить.
Документ был готов, сессия была назначена на 12 часов. Но к этому времени на Красном мосту в Сухуме уже начались активные боевые действия. Владислав Григорьевич собрал совещание, нас было человек 10-12. Он сказал: «Ситуация уже известна. Как нам быть дальше? Как вы считаете?» Каждый из нас высказал свою точку зрения, она у всех была одинаковой – надо сопротивляться. Страха не было, мы были все сосредоточены, о том, чтобы сдаваться и паниковать, даже речи не шло. После окончания совещания все разъехались, в здании, помимо меня, оставались несколько человек: помощник Владислава Ардзинба Беслан Барганджия, Ренат Карчаа – он работал на рации и все время вызывал кого- то, по ней, Юрий Квициния, Геннадий Аламиа, Зураб Ачба. Эти люди мне запомнились.
В приемной Ардзинба телефоны звонили, не умолкая, со всех концов мира, мы с Бесланом Барганджия хватали все трубки, рассказывали о том, что у нас происходит.
Звонок Владислава Григорьевича по правительственной связи («пятёрка» называлась, она была у главы государства и у членов кабинета министров), он говорит на абхазском: «Что там, как у вас дела?» Я стал рассказывать, что мы делаем и какая сейчас ситуация. Он поручил мне и Беслану Барганджия подготовить Обращение к народу Абхазии, причём в срочном порядке, стал называть моменты, на которых необходимо заострить внимание. Я спросил у него, куда ему перезвонить при необходимости. Он подумал и ответил, что перезвонит сам.
Мы начали писать, чтобы ускорить (Ардзинба дал очень мало времени), мы решили, что часть буду писать я, а другую – Беслан Барганджия, а потом все это сложим и сделаем единый текст. Пока мы писали, каждые пять минут звонил Владислав Григорьевич, спрашивал, что и как пишем, подсказывал, давал советы. В очередной звонок я ему ответил, что у нас все готово и спросил, куда это надо привезти. Он задумался, а потом сказал на абхазском: «Привезти туда, где находятся красные». Я спрашиваю: «На Гумисту?» там раньше базировался 8-й милицейский полк, а сейчас стояла наша военная группа под руководством Гиви Камуговича Агрба, а он отвечает, опять же по-абхазски: «Туда, где находятся те, кто не видит». (В районе Маяка было Общество слепых, а рядом с ним находилась российская пограничная часть.) А еще Владислав Григорьевич сказал, чтобы мы заехали на абхазское телевидение, взяли Руслана Хашига и оператора (они уже нас ждут), и будет записано его Обращение к народу.
Я кинулся искать машину, ее дал Гена Аламия – у него была новая машина «жигули» четвёрка-фургон, даже ещё без номеров. Мы с Бесланом Барганджия на ней поехали на телевидение, забрали Руслана и оператора Роберта Ломиа с техникой для записи и поехали в район Маяка.
В городе, в разных местах, слышны выстрелы, была очень тревожная обстановка. Доехали мы до этой российской пограничной части, зашли в кабинет полковника Чистоусова – он был начальником пограничных сил в Абхазии в то время. В кабинете полковника были только он и Владислав Григорьевич. Помню, на столе стояла солдатская еда и открытая бутылка коньяка, но они не пили – бутылка была полной. Ребята стали расставлять технику для записи. Ардзинба взял текст Обращения, который мы привезли, стал напряженно читать его и править. Потом поднял глаза и спросил нас: «Как вы смотрите, если я их назову фашистами?» Беслан сказал: «Может, пока не надо торопиться?» А я добавил: «Владислав Григорьевич, может, и правда, не стоит, ведь нам придётся переговоры вести?» Ардзинба погрозил нам пальцем и сказал: «Пусть на вашей совести это останется» и продолжил править текст.
Потом на телекамеру было записано его Обращение к народу Абхазии, то, которое мы все знаем и помним.
В тот момент мы старались избежать таких острых слов, все-таки первый день войны, была надежда, что эта война не станет настоящей, большой войной.
Владислав Григорьевич в Обращении сказал нашему народу, что надо делать в такой ситуации, как себя вести, подчеркнул, что надо сопротивляться. Никаких других толкований не было
…И я вспоминаю этот день, как мы, жители страны, с тревогой и смятением, после вторжения танков и другой бронетехники (мы тогда ещё не знали, что это был план оккупации Абхазии под кодовым названием «Меч», одобренный лично Эдуардом Шеварднадзе), обстрелов, убийств, мародерства, приехавших войск Госсовета, сидели у телевизора, слушали Обращение. И оно вызвало огромный патриотический подъем не только в Абхазии, но и в республиках Северного Кавказа, юга России, в Приднестровье, Москве, Петербурге и в других городах. Оттуда к нам на помощь поспешили добровольцы, вскоре присоединились и члены абхазских диаспор дальнего зарубежья.
Надежда, вера в победу, любовь к Родине, к своим родным, стремление защитить ввергнутых в страшную беду граждан Абхазии почувствовали на себе жители нашей страны в то время. И слова, сказанные 14 августа 1992 года Владиславом Ардзинба: «В таком единстве мы непобедимы!», стали пророческими: мы выстояли и победили!
Сейчас мы живем в спокойной и счастливой стране, несмотря на некоторые трудности, совершенствуем свое независимое государство самостоятельно и способствуем тому, чтобы оно с каждым днем процветало и укреплялось на своих позициях все больше и больше, сегодня, когда мир вокруг особенно хрупок.
