Так хочется сказать,
но забываю...
На зеленом капли малахитом
Мне кажутся, когда я обнимаю
Одним глотком весну
в окне раскрытом.
Так хочется сказать,
но забываю...
Полуночные твои узоры,
Я просыпаясь, примеряю
На жадно ищущие взоры.
Так хочется сказать,
но забываю...
Зимой я слышу запах внешний.
Но только поздно вспоминаю
И уношу с собой неспешно.
***
Из холодного неба фарфора,
Всего понемногу испили.
Спрятали день за забором,
Тепло в рукава утопили.
Разбрелись по теплицам
каждый,
На встречу шерстяной надежде.
Без нее не проживают дважды.
Без нее не живут, как прежде.
За словами полезли в смыслы
Только скошены луга туманом.
Фарфором облака нависли,
Поливая свежие раны.
***
На видящих и зрячих
делится земля,
На слушающих и слышащих.
На крики делится и голоса,
На обнимающих и душащих.
Из тех, что из множества влекут
Тишиной и бурей, руки холодя.
Земля делится на тех, что живут,
И тех, что над землей парят.
***
Вещи, приносящие весну
Вдруг, средь зимы,
сражающий фантом.
До срока спрячу, сохраню
Ее тревожную бесценность
под пальто.
Как суеверна порою
тишина домов,
не скрывающих своей тоски...
Насквозь пронзающая их весна
И не жалеющие слез, дожди.
***
Будто стерли все краски
за окнами:
И домов, и деревьев, и далей...
На белом холсте мокром
День твой заново написали.
Под холодным стеклом – утро,
Будто кровь от лица отхлынула,
Пелену духоты мутную,
Обветшалую осень скинула.
Ты не спишь под утро восхожее...
Холод ног,
не согревшихся с вечера.
И чужое веселье
прохожих
Протянули сгоревшие свечи.
На крыльях бабочки –
секрет Симоны Спафопуло
(Окончание. Начало в № 22)
Принять, оправдать и полюбить…
Тогда не будет фальши
Вернувшись после войны в Абхазию, Симона поступила в Сухумское музыкальное училище. Но мечтой оставался театр, и тогда «неизбежная» судьба привела на помощь заступников. Адгур Малия и Нина Балаева (руководительница театральной студии) убедили маму Симоны разрешить заниматься в студии с одним условием: девушка продолжит обучение в училище. Целый год Симона балансировала, пытаясь угодить двум музам – Эвтерпе и Мельпомене. Кто оказался сильнее, мы уже знаем…
Актриса Марина Скворцова вспоминает о том, как много лет назад, еще в музыкальном училище, она познакомилась с Симоной, а на втором курсе театральной студии сдружилась.
– Симона – замечательный верный друг. Она прямая, без подводных течений… Человек закрытый, но это потому, что у нее есть свой богатый мир, в котором она самодостаточна. На театральном курсе она единственная абсолютно владела даром пародии, у нее были острохарактерные образы, – с любовью рассказывает Марина, – и хотя в репертуаре Симоны самые разные работы – сложные, многогранные, очень хочется, чтобы в ее актерской судьбе «случилось» еще немало весомых ролей. Потому что ее потенциал актрисы неисчерпаем.
– В основном я играю не себя, – признается Симона. – Бывает, что ты не согласен с героем, но чтобы играть от его имени, ты должен принять его, оправдать и полюбить. Тогда не будет фальши… Ключевая роль для меня – Кэт Келлер в спектакле «Все мои сыновья» по одноименному произведению Артура Миллера, поставленный Антоном Киселюсом. В этой роли я выхожу на сцену уже пять лет, и каждый раз – с чем-то новым для себя: многие вещи, нюансы человеческой природы до сих пор становятся открытием…
Оставлю здесь впечатления о спектакле «Все мои сыновья» моей коллеги, журналистки Юлии Соловьевой:
«Это очень страшный с точки зрения откровения в человеческой природе спектакль… Человек неисчерпаем, непредсказуем, очень часто сам не знает себя… И только настоящий театр, не допускающий ни йоты фальши, способен приоткрыть завесу лжи, сквозь которую, наконец, прорвется истинная – сотканная из грехов – натура…
– Неслучайно на спектакле «Все мои сыновья» рыдают не только женщины, матери, рыдают, не пряча слез, мужчины… Это спектакль об изнанке войны. И хотя речь идет о событиях после Второй мировой в одном из маленьких американских городков, это спектакль о нас, это изнанка любой войны и отчаянный призыв к Покаянию… Я знаю, – продолжает Юлия, – что на спектакли с участием Симоны приезжают из соседнего Сочи, специально прилетают из других городов (и даже стран, несмотря на санкции!), заранее купив билеты по интернету, благо генеральный директор РУСДРАМа Ираклий Хинтба делает все, чтобы наш театр был доступен всем – в любой точке земного шара как центр Вселенной... Ведь когда Земля круглая – место ее центра там, где выше концентрация добра, искренности и Любви».
...В марте этого года Симоне Спафопуло, в числе других артистов театра Президентом Асланом Бжания было присвоено звание заслуженной артистки Республики Абхазия.
Встреча в мастерской.
Секрет порхающей бабочки
Увиделись мы с Симоной только спустя четыре года после знакомства. Я приехала в гости. Признаюсь: немного волновалась, поднимаясь на этаж и нажимая на кнопку звонка… Распахнулась дверь, и меня радушно встретила хозяйка – огромные серые глаза, волнистые рыжевато-золотистые волосы, рассыпавшиеся по плечам, и нежный голос…
Уважительно обойдя уютно устроившуюся на диване бело-рыжую кошку, мы оказались в комнате, которая служит одновременно и гостиной, и мастерской фотохудожницы. Здесь зеленая ширма, торшер, на стенах – фотографии Симоны, которые художница предпочитает называть «фотокартинами».
Муж Симоны Дмитрий и сыновья Арсений и Никита – кто в отъезде, кто по делам, и потому мы с Симоной общаемся вдвоем – узнаем друг друга, делимся мыслями и задумками о предстоящей выставке. Вторая выставка фоторабот Симоны Спафопуло состоится уже совсем скоро в стенах РУСДРАМа.
Симона – предупредительная хозяйка. Угощает меня домашним пловом и салатом, запечёнными канапе, а на десерт – сладостями. Я пригубляю домашнее красное вино из высокого бокала и рассматриваю красивую винтажную посуду. Внутренним взором подмигиваю «героям» знакомых фотокартин – добротному деревянному столу с резным узором по краям, кофейнику и фарфоровым чашкам…
Расспрашиваю, как приходят идеи, рождаются образы.
Симона раскрывает свои тайны:
– Часто все происходит спонтанно. Складывается какое-то ощущение благодаря особому сочетанию света, цвета и предметов. Мне может понравиться не сам бокал, а блики на нем… Обычно я дожидаюсь момента, когда только начинает темнеть. И попадает такой лёгкий намек на свет. Он даёт мне нужный цвет и тон. Я вижу натюрморт и начинаю обыгрывать.
Во всем должна быть драматургия – что-то должно произойти. Вот стакан воды – он должен быть с каплей, или капля упала с него. Вот две алычи. Одна из них подгнившая – уже конфликт, изъян. Значит – есть жизнь... Это придает сюжетность. Я оставляю свободу для фантазии зрителя, поэтому каждый видит свое, много смыслов… Еще я поняла, что неимоверное, бездонное зиждется в простоте. Простоту я готова воспевать. В ней истина, мудрость, культура.
Неживые предметы в натюрмортах Симоны начинают «дышать»... Вот кто-то оставил открытыми старые книги... А вот белый лист бумаги – бисерным почерком на нем выведена первая строчка стихотворения… А рядом – отброшенный комок неудачной стихотворной попытки и потушенная свеча – свидетель переживаний.
И снова – время, вечно длящийся процесс… Отпиты чай, кофе или вино… Вино у Симоны – как мерцающий таинственный рубин. А засохшие, увядшие фрукты и цветы? Они тоже по-своему прекрасны…
Портреты, которые Симона начала выполнять недавно, – это история особая, потому что здесь все происходит не спонтанно, как в натюрморте, а в результате долгой предварительной работы. Сначала – знакомство с героиней, пытливое вглядывание в ее внутренний мир. Затем – разработка образа – обычно в связи с какой-нибудь исторической эпохой. И тут начинает кипеть работа: подбор антуража, костюма, прически и украшений. По словам Симоны, во время съёмочного процесса героини преображаются, в них постепенно раскрывается истинная женская суть.
На женских портретах Симоны мы видим игривых и задумчивых, очаровательных, а иногда и соблазнительно опасных героинь… И недаром любовь – главная тема в творчестве Симоны-поэта.
«Любовь – это всегда вопреки», – такое определение дает Симона:
Беглое сердце покинуло
пристань,
Незримо скитаясь
меж двух берегов.
Из всех заблудившихся истин
Во мне побеждает любовь…
Подойдя вплотную к «порхающей бабочке», на миг застывшей на цветке, я больше не хочу ее поймать. А просто любуюсь узорами и цветом ее крыльев – красотой, которую она дарит миру.
Не носи цветных стекляшек
в рукаве.
Раздай на витражи
глазницам окон,
Разложи пестрой мозаикой
на траве,
сквозь стекло раскрась
упрямый локон.
Подрумянь толпу
ненастным днем,
сделай цветным
поющий ветер!
Разукрась весь мир
цветным стеклом,
как умеют это делать дети.
