В Республике Адыгея жил наш друг Султан Киков, работавший главным экономистом Кашихабльского района. Светлой ему памяти, он ушел из жизни после войны. Султан к абхазам относился всем сердцем. У него была прекрасная семья, являлся отцом четверых сыновей. Его супруга Мира также принимала нас как своих родных братьев. Дорогого стоило быть в гостьях в их семье, видеться со взрослыми и детьми. Младшему сыну было три годика, звали его Хазартбей. Когда мы с Игорем ночевали у них, спал он всегда с нами в одной комнате – по-детски любил нас.
Однажды я сказал Султану:
– Твоя супруга Мира, наша невестка, соответствует твоему уровню человечности, у тебя счастливая судьба – благодарение Богу!
После моих слов супруги стали шутить между собой. Она была стоматологом.
– Ты думаешь, я женился на ней по любви? Да я привел её в дом, разозлившись. У меня разболелся зуб, и я пришел к ней на работу. Никого из врачей не знал, да и зубы никогда до этого не болели. Увидев, что она молодая и красивая, по-своему решил, что удалит мне без боли, сел в её кресло. Когда спросила, какой же из зубов болит, я раскрыл рот и показал. Взяла она щипцы и удалила не больной, а здоровый зуб, хотя я орал при этом вовсю. Так мы познакомились и поженились, – рассказал он.
А она в ответ:
– Если бы удалила больной зуб, сегодня здесь была бы другая женщина. Сделав причиной свой напрасно удаленный зуб, постоянно не давал мне покоя.
Недалеко от их дома протекает река Лаба. В один из дней Султан сообщил своим друзьям, что в гостях находятся братья абхазы, и предложил им явиться на место для купания. И вот пришла туда группа солидных мужчин, груженных едой и выпивкой. Берег реки на месте для купания был покрыт песком, как берег моря. Вода течет не спеша, тихо, что свидетельствует о её глубине. Мы ели, пили, не торопясь, а когда становилось жарко, погружались в реку, словом, кайфовали. Игорь спросил, какова примерная глубина реки. «Пять или шесть метров», – ответил один из местных.
– Аполлон, давай поспорим. Кто проиграет, тот завтра садится за руль машины, – сказал Игорь. Наутро мы должны были двинуться в Кабарду, и каждый из нас ленился вести машину. – Тот, кто не сможет со дна реки поднять камень, тот садится за руль.
Я хорошо плавал еще с детства. Вырос на берегу реки Мыку. Как я не смогу победить того, кто живет на берегу, но у него нет такого места для купания, как своенравный приток Дгамщ?! Я подумал и согласился поспорить. Но, оказывается, Игорь задумал какую-то хитрость, потому и спрашивал о глубине Лабы в этом месте. Мы заплыли, и когда оказались на середине, он нырнул и сделал вид, что пошел на глубину, потом вынырнул и бросил в воду камень. Когда заходил в воду, камень уже был завернут в трусы, где резинка, и все, кроме меня, как оказалось, знали об этом. Я нырнул и шел, шел к глубине, но никак не мог её достичь, и когда появился шум в ушах, вынырнул. Когда я приплыл к берегу, все дружно смеялись.
– Никто из вас не смог победить. Завтра за руль сяду я, – сказал Султан.
Место, где мы купались, и которое у них было пляжем, все единодушно назвали тогда «Мысом Аполлона», и сегодня это название так и сохранилось.
Все это свидетельствует о близости, добром отношении друг к другу. Назавтра мы двинулись в Кабарду. Султан вел машину. Трое суток нас не отпускали от себя в селе Куба Баксанского района. За год до этого школьники из этого села вместе со своими преподавателями отдыхали в Кутоле. Игорь на средства колхоза возил их по всей Абхазии и показывал достопримечательности. Помня об этом, они наперебой нас приглашали к себе и обхаживали.
Однажды подняли они нас на красивую возвышенность и, зарезав барашка, так потчевали нас, что не передать словами. Возвышенность была и впрямь чудесной, что подошла бы под проведение ацуныхуа (обряд обращения к Богу за благословением). Я спросил и о названии этого места. «Куаба таба», – ответили мне. Даже этим названием подтверждается наше братство. Когда я им сказал, что такое место на абхазском языке называют «куапа чапара», они удивились. Пока мы там находились, каждый день для нас резали барашков. Когда мы двинулись в обратную дорогу в Абхазию, председатель колхоза Николай Озов и руководитель отдела образования Абдулкирим вызвались обязательно проводить нас до Нальчика, и по дороге они нас пригласили в ресторан, чтобы уважить.
За столом в ресторане я в шутку сказал Озову:
– Мы, абхазы, больше любим вино, а у вас со дня приезда пьем только водку. И к баранине, безусловно, мы относимся с уважением, но больше любим козлятину.
Он мне отвечает так:
– У нас закалывают козу и пьют вино только тогда, когда разводятся супруги.
Так шутя и сердечно общаясь, мы, наконец, расстались.
В Майкопе решили заправиться, но когда заправщик, наливший нам полный бак бензина, узнал, что мы абхазы, ни за что не стал брать с нас плату, сказав, что с абхазов они денег не берут. Больше мы со всеми этими людьми не увиделись, потому что вскоре грузинские фашисты нас ввергли в жесточайшую войну.
Грузины в 1960-е годы создали песню с такими словами: «Апхази, оси, картвели да ачарели змеибварт». И пели её со всех сцен. Песня гласила, что абхазы, осетины, грузины и аджарцы – братья. Но разве брат с оружием в руках убивает своего брата? Гладя нас по головке, сочиняя в нашу честь песни, чтобы смягчить наши сердца, они старались сделать из нас то, что хотели, то есть лишить своей нации. когда это не получилось, пошли на нас войной.
Наши предки с уважением относились к тем, кто был им близок по крови, говорили, что родство само себя проявляет. Когда наш народ оказался в беде, это они, северокавказцы, перешли перевалы и первыми оказались здесь, чтобы спасти Апсны. Лично у меня особые симпатии к ним. Во время войны, когда Лакут Зарандия вез меня из Гудауты в Ткуарчал, Гена Карданов вез свою боевую группу «Кабарда» в батальон Лакута. В городе, где нас всех собирали, я познакомился с Геной. Я рассказал ему, что в Кабарде у нас много хороших друзей, что мы скреплены братской кровью, и это ему понравилось. Гена мне показался человеком бодрым и шустрым, с хорошим характером. Он пел песни, чтобы подбадривать своих бойцов. Пока мы там сидели, еще до отправки на аэродром, Гена запел адыгскую «Синана», которую я хорошо знал, она была в репертуаре нашего ансамбля «Ерцаху». И когда я тоже запел её вместе с ними, у Гены настроение заметно улучшилось. Он пел всю дорогу от Гудауты до Ткуарчала.
А жесточайшая война как шла, так и шла. Раненый Гена лежал в Ткуарчалской больнице. Я об этом еще не знал. К Новому году раненых оказалось много, и мы с Игорем пошли в больницу их проведать. Пока мы ходили по палатам и общались с больными, к нам подошёл главврач Дмитрий Гунба с просьбой:
– Мы оказались в трудном положении, к нам привезли раненого кабардинца, ниже поясницы у него рана до костей. Мы зашили рану, однако он покоя нам не дает, рвется на линию фронта, но он должен здесь оставаться, пока не снимем швы. Поговорите с ним, может быть, он к вам прислушается.
Когда Гунба сказал «кабардинца», на ум сразу пришел Гена – я уже видел, какой он шустрый и быстрый. Когда зашел в его палату, он встал и обнял меня. «Ты меня узнал?» «Но ты же тот, кто пел со мной «Синану?!» Потом я как мог уговаривал его задержаться в больнице, пока не снимут швы на его ране. Он упорно отказывался.
– Ну как я останусь здесь из-за этой царапинки, нитки сами выпадут, а если нет, то друзья их вытащат, – не давал он вставить мне и слова в свой монолог. – Нас в Кабарде четыреста тысяч, а вас, наших братьев в Абхазии, сто тысяч. Мы, кабардинцы, должны идти впереди. А вы из-за того, что вас мало, – должны стоять после нас.
Его слова меня сильно растрогали.
Спустя время (не помню, какой был месяц) я из штаба в селе Члоу шел домой, и по пути, в Тхине, куда садились вертолеты, встретил Гену. Он был с 16-летним юнцом, который воевал вместе с ним в группе. Я знал, что до прилета вертолета было еще немало времени, и стал настаивать пойти со мной домой, до которого не более 300 метров. Он согласился. Познакомил со своими родителями. Бедная мать говорит: «Это же ребёнок, разве он может воевать?!» Отец, который и раньше общался в нашем доме с кабардинцами, расчувствовался, когда сказал ему, что они пришли воевать вместе с нами, и благословил их:
– Пусть вас, бойцов, бережет Бог! Вы победите, я об этом прошу Всевышнего! Я и раньше говорил посещавшим нас кабардинцам, что в нас течет одна кровь. Когда я вижу, как ведут себя кабардинцы, перед глазами появляются факты такого же достойного поведения абхазов в старину, еще при моем отце. Но потом мы стали перенимать поведение тех чужестранцев, которые пришли жить в наш край. Только они, словно оборотни, стали заявлять, что это их земля. И подняли против нас оружие. Есть старая пословица: «Пришел чужой петух и выгнал домашнего петуха». Такое происходит сегодня с абхазами. Но этому надо положить конец!
Я переводил все слова отца. Мой старец очень понравился Гене. Отец тосковал по общению с мужчинами, и когда закончил свое благословение, он пригласил всех в апацху. В апацхе висела копченая буйволятина.
Моего друга Ардаша Аведяна, руководителя колхоза села Лабры, враги разорили дотла, и он жил с нами в нашем доме. Видимо, он чувствовал себя от этого неуютно, и однажды пошел в свое село и принес огромную заколотую свинью, засолил и закоптил её над костром. В нашем доме находились еще десять человек – члены семьи моей сестры, которых также согнали грузины с родного места, поэтому такая провизия моего друга не была лишней. Я, естественно, знал, что наши гости не едят свинины, поэтому сказал им, что буйволятина висит справа, а свинина – слева. «И какое вам выбрать мясо для еды?» – спрашиваю шутя. «Ты знаешь, Аполлон, для нас все равно, они рядом висят», – ответил в том же тоне Гена. Мы рассмеялись, и нам, естественно, поджарили буйволятину. Поели, выпили и спустились к месту посадки вертолета. Ночью они улетели на Большую землю. Так называли Гудауту, когда говорили по рации, чтобы дезинформировать врага.
Гена воевал потом на Гумистинском фронте. Вражеский снаряд попал в его группу, погибло сразу восемь человек. Тело Героя Абхазии предано земле на родине его отцов и дедов.
Вечная память всем, кто отдал свои жизни за нас!
Аполлон Думаа
Перевела с абхазского
Заира Цвижба
