Бывшие наши воины, сражавшиеся в Отечественной войне народа Абхазии 1992-1993 годов и вернувшиеся домой, живут сегодня мирной жизнью, ее делами, заботами, проблемами. Но в уголках душ хранятся самые значимые мгновения их ратных дней, потому что кто хоть раз побывал истинным защитником своего народа и своей страны, добровольно не отлучит их от себя. Это опыт их жизни, это то, что помогало и помогает им всегда находить верные ориентиры.
Сегодня, когда мы отмечаем 30 лет нашей Победе, мне захотелось воскресить и показать уже нашим новым читателям (сколько появилось их за эти годы, не ощутивших, к счастью, ужасы войны) живые моменты тех страшных военных дней. То, что пережили наша Родина, наш народ, надо знать и помнить каждому. Что-то, может быть, уже знакомо давним читателям, но что-то хранилось только в моем блокноте и журналистской памяти.
…Если меня спросят, я смогу рассказать, что такое 413 дней оккупации в Сухуме. Мне – единственной дочери – пришлось остаться с 86-летней мамой в захваченной грузинскими «гвардейцами» столице Абхазии. Наши будни это – ночные вторжения воров и бандитов, грабежи; запугивание, избиение и исчезновение людей; грубое унижение людей негрузинской национальности; танки на улицах; пьяные и обколотые наркоманы, стреляющие из автоматов.
Минувшие годы, конечно, в моей памяти стерли многие детали и события. Но день первый и день последний – неподвластны времени. Они впечатаны в меня навсегда.
14 августа 1992-го.
День первый
Пятница. Последнее дежурство по номеру газеты «Республика Абхазия» перед отпуском. Необходимо ненадолго отлучиться по делам. Меня подменяют. Ухожу. На улицах загорелые отдыхающие в шортах, сарафанах, шляпах. Разговаривая, останавливаясь, неспешно двигаются мужчины возрастом постарше – сухумчане. Столичные модницы в ярких летних туалетах смотрятся элегантно. Промчались мальчишки-велосипедисты. Мой город живет обычной летней жизнью. Все эти картинки мелькают за окном троллейбуса, в котором я еду. Приехала. Захожу в нужное учреждение. Не опоздала – на часах ровно двенадцать. И вдруг… грохот, взрыв. Онемение. Непонимание. Страха еще нет. Кто-то из сотрудников хватает телефонную трубку. Через минуту слова: «Обстреливают с моря. В город идут танки». Но и теперь не страх, а растерянность: «Кто стреляет с моря? Какие танки и зачем?» Наверное, срабатывают инстинкты – материнский: «А дети где?» и самосохранения: «Надо бежать!» Выскакиваю из учреждения, и вот тут приходит осознание происходящего – я не узнаю свой летний, веселый, спокойный город, по которому ехала минут 15 назад. Нигде нет беззаботных отдыхающих, степенных сухумских старожилов, играющих детей. Громко сигналя, мчатся машины. Мимо проехал переполненный троллейбус, в его открытых дверях висели люди… Все непонятное и чужое. Это уже был не мой город.
Ко мне стало возвращаться здравомыслие, вернее, понимание того, что над всеми нами нависла беда. Большая и страшная. И имя ей – война.
Вот так и сегодня в живых картинах я вижу детали того дня. Дня, когда война вошла и в мою жизнь.
27 сентября 1993-го.
День последний
Деталями памяти ярок и последний день оккупации нашей столицы – день освобождения Сухума. С утра беспрестанные телефонные созвоны и перезвоны. Мы, горожане, обмениваемся обнадеживающей информацией: «гвардейцы» мечутся по городу; в грузинских семьях суматоха; в учреждениях пусто, валяется много каких-то документов… Все это, а также добрые вести из Гудауты (правдами и неправдами, но мы всегда раздобывали информацию о делах на наших фронтах) и, главное, предчувствие, подсказывающее, что все скоро будет хорошо, вселило оптимизм и надежду на скорую радость.
Под воздействием этих чувств я говорю маме: «Давай побалуем себя оладушками!». Мама не возражала. Я достала долго хранимые на всякий случай остатки муки и постного масла. И мы устроили себе пир.
А в полдень безграничная радость – именно так мы тогда назвали это событие – первые отряды Абхазской армии, идущие со стороны Маяка, зашли в наш двор. Без страха выбегаем навстречу, со слезами обнимаем ребят, говорим, наверное, что-то невразумительное, но они понимают, успокаивают, говорят, что все страшное закончилось, осталось совсем мало – дойти до Ингура и там водрузить абхазский флаг. Хотим чем-нибудь угостить воинов, но получается наоборот, они насильно вручают нам хлеб, консервы.
Командир просит меня и соседку проводить его на крышу нашей девятиэтажки. Поднялись. Он в бинокль осматривает город. Мы рядом и тоже вертим головами вместе с ним. Заметив это, он резко оттолкнул нас к стене и закричал: «Пригнитесь, не высовывайтесь, опасно, на крышах могут быть снайперы!» Я робко: «А Вам можно?» В ответ: «Я – солдат».
Чуть посидев, попив воды из-под крана, отряд, провожаемый и напутствуемый нами, двинулся вперед, на Ингур. На последний и, наверное, самый трудный бой.
Вечером освобожденный Сухум «утонул» в салютной праздничной канонаде. Над многими домами уже реяли абхазские флаги. А через три дня, 30 сентября, и над всей Абхазией взвилось Знамя Победы!
Как хотелось тогда, чтобы ребята, которые за несколько минут общения стали нам родными, и которых мы так душевно проводили, да, конечно, и все остальные тоже, живыми вернулись домой.
И как верится сегодня, что так и было.
Военный хирург Зураб Миквабия: «В бою с автоматом мне было легче…»
Вы беретесь представить себе, сколько дел, проблем, вопросов, забот – и при этом какой должна быть ответственность?! – могут одолевать руководителя крупнейшего в Абхазии, широко известного в России и многих других странах мира научного учреждения – Института экспериментальной патологии и терапии Академии наук Абхазии – Зураба Ясоновича Миквабия? А сам руководитель ИЭПиТ – профессор, доктор медицинских наук, академик Европейской академии естественных наук, член-корреспондент РАЕН.
Я не возьмусь представить себе круг его научных интересов и организационных дел. Но вопрос о нашей войне, 30-летие Победы в которой мы отмечаем, все-таки рискнула задать. Они не чужды друг другу: война и хирург. Все 413 дней они были вместе.
…Уже 14 августа Зураб Миквабия сменил скальпель на автомат. Отсчет дням войны был начат. Первое столкновение на Красном мосту в Сухуме. Полтора месяца в окопах на Гумисте. Пальцы хирурга грубели, забывали о скальпеле, превращались в пальцы солдата, привычные к затвору автомата.
Но в один день Отар Осия – министр здравоохранения, Валерий Авидзба – главный врач Гагрского реабилитационного центра, другие коллеги заявили Зурабу Миквабия, что создана военно-полевая медицинская служба, что он врач, хирург, а стрелять смогут и без него. Он подчинился.
Медико-санитарный батальон в Нижней Эшере. Центральный госпиталь в Гудауте. Операции ежедневные. Радость удач. Горе от врачебного бессилия. Не хватает специалистов, медикаментов, опыта работы в таких условиях. Но побеждают энтузиазм, бескорыстность, огромное желание сохранить свой народ, свою страну, свою независимость. От мужчин-медиков не отстают девочки-медсестры. «Откуда такое мужество, бесстрашие у девочек, до этой войны не видевших крови? Это потрясало меня тогда, и сегодня вызывает преклонение перед ними и их подвигами, – говорит Зураб Ясонович. – И какой это контраст с бесчеловечностью, гнусностью грузинской армии – ее самолеты бомбили наши санитарные машины, снабженными всеми опознавательными знаками. Сколько раненых погибло в них».
А еще был ткуарчалский госпиталь в составе военно-медицинской службы Восточного фронта. Доктор Миквабия сам вызвался заняться им. Хотя в гудаутском госпитале на счету была каждая рука хирурга, на месяц его все же отпустили. «Работы было очень много. Но через месяц из Гудауты начали звонить, вызывали обратно. Собрался. Вертолеты прилетали, они привозили продукты и вывозили жителей-блокадников, – рассказывает Зураб Ясонович, – три дня я уступал в них место женщинам с детьми. Но 12 декабря меня уже строгим приказом вызвали в Гудауту. Улетел. А через день, 14 декабря, грузинскими агрессорами был сбит вертолет, заполненный в основном изголодавшимися женщинами и детьми. Такому преступлению нет названия, нет срока давности».
«В боях с автоматом мне было легче, а в госпитале – тяжелее намного, – продолжает он. – Я не могу забыть глаза раненых ребят. Я не могу забыть глаза родных, которые хватали за рукава халата: «Почему в операционную везут не нашего?» А что им ответить? Мы оценивали положение каждого раненого, в первую очередь забирали тех, кого еще можно было спасти. Как подкашивало нас собственное бессилие».
…Я слушала Зураба Ясоновича и понимала, что боль, которой окрашены его воспоминания, его душевное состояние сегодня, сейчас очень близки к тому, в котором все военные медики находились в дни войны.
Сколько стоит национальность?
Из воспоминаний Людмилы Илларионовны Лабахуа, заслуженного учителя школы Абхазии, отличника просвещения СССР.
– Обо всех страданиях, которые выпали на абхазское население города Очамчыры, когда его оккупировали грузинские захватчики, вспоминать и говорить не хочется. Но кое-что в памяти сохранилось крепко. Позитивные воспоминания только к радости. А вот от кое-чего я хочу очистить себя, а заодно и осознать, как человек, живущий рядом с теми, кто считается его соседями, коллегами, друзьями, вдруг превращается в их врага. И я свидетель этому. В Абхазию из Грузии пришла националистическая, захватническая война, ставшая большой трагедией для всего многонационального народа нашей республики, а грузинское население моментально перевоплотилось в пособников агрессора. (Справедливость требует сказать, что и среди них встречались люди, здраво и объективно мыслящие.) Значит, никогда не было искренности в демонстрируемых ими дружеских отношениях с абхазцами.
Среди оккупационных бед был и голод. Очень выручал подорожник, растущий в нашем дворе, я из него делала котлеты. Грузинская власть организовала для грузинского населения гуманитарную помощь. Безусловно, это была большая поддержка. Со мной был отец, человек очень пожилой, участник Великой Отечественной войны, я страдала из-за тягот, выпавших на его долю. Но идти и выпрашивать грузинскую гуманитарку было для меня неприемлемо. Отец слабел, видимо, котлет из подорожника для постаревшего организма было недостаточно. Соседка-абхазка стала настоятельно и доброжелательно советовать мне пойти, объяснить ситуацию с отцом и попросить выделить ему гуманитарную помощь, подкрепляя это тем, что и некоторые абхазцы ее получают. И я решилась. Тем более что помощь эту распределяла Тина Гварамия, которая в то время, когда мой отец заведовал Очамчырским отделом народного образования, работала там секретарем. Ожидая очереди на прием к ней, я услышала, как она высокомерно сделала замечание очень пожилому русскому человеку: «Я теперь не Тина Багратовна, а госпожа Тина». Меня она приняла крайне сдержанно, хотя прекрасно знала, кто я. для видимости полистала паспорт и сказала, возвращая его: «Поменяйте национальность, тогда у вас не будет проблем». Мой ответ последовал тотчас: «Я национальность на гуманитарку не меняю».
Есть цена патриотизму. Есть суть предательства. И это тоже лица войны.
Дельтаплан, Олег и Аркаша Авидзба
Я листаю странички дневника. Его в дни войны вел Аркадий Авидзба. Любой дневник – ценный исторический материл. И этот не исключение, более того, он сообщает об использовании впервые в мире в военных действиях дельтапланов, и произошло это в Абхазии во время Отечественной войны ее народа в 1992-1993 гг. Сверхлегкий летательный аппарат, используемый в дельтапланерном спорте, стал грозой грузинских вояк.
Но прежде чем перейти к военным будням тридцатилетней давности, несколько слов об Аркадии Авидзба и его старшем брате Олеге Авидзба. Оба они стали физиками. У Олега за плечами Московский энергетический институт, у Аркадия – Ленинградский политехнический институт. Аркадий глубоко ушел в науку, написал ряд работ, привлекших внимание специалистов. Его пригласили в Англию для научных контактов. И в начале августа 1992 года он выехал из Сухума.
С первых дней войны в Гудауте уже находился Олег. Он был рад, что его младший брат, так глубоко занятый наукой, будет далеко от войны. Его удивлению не было предела, когда он увидел Аркашу: «Ты не в Англии?!» «А как я мог быть там, если дома война?» – ответил Аркадий.
Как оказалось, он вернулся не с пустыми руками, а с идеей, и не только. Идея была совершенно уникальная – использовать дельтапланы в военных целях, продумать надо все самим, так как опыта такого их использования в мире еще нет. А в придачу к идее – дельтапланы. Аркаша занимался дельтапланеризмом – был такой клуб в Синопе. в Москве он обратился к знакомым спортсменам, рассказал о войне в Абхазии, о своей задумке применить дельтапланы, и получил три аппарата с моторами в подарок. И братья-физики приступили к работе. Надо было переоборудовать аппараты в боевые, а это – электропроводка, механика. Придумали систему для метания бомб – подвесную, наладили изготовление бомб. Просчитали место взлета и посадки – в селе Лыхны подготовили такую полосу, обеспечив ее посадочными огнями. Этим работам предшествовал один крайне опасный рейд – братья вдвоем перешли Гумисту, добрались до Синопа, из Клуба дельтапланеристов, закрывшегося, Аркадий с помощью друга взял необходимую ему техническую документацию. Война шла уже больше месяца, братья долго не могли понять, как им все-таки удалось, хотя старались все делать с максимальной осторожностью, вернуться живыми из оккупированной врагом столицы. Значит, добрый случай был на их стороне. Работа по созданию военного дельтаплана завершилась.
В дневнике Аркадий записал: «Достали дизель-генератор, вдоль полосы положили лампы для освещения при взлете и посадке».
«6 октября, в 21 час 50 минут в первый боевой полет ушел профессиональный военный летчик Олег Чанба. Он нанес удар по грузинскому командно-диспетчерскому пункту на аэродроме в селе Бабушара».
«23 октября. Аркадий вылетел в 21 час 10 минут. Нанес удар по живой силе и технике войск госсовета, с высоты 400 метров была сброшена 30-килограммовая бомба».
«4 декабря. Аркадий атаковал штаб грузинских гвардейцев в здании Сухумской школы №15, бомба 73 кг. Дельтаплан был замечен и обстрелян. Но летчик вернул его на базу без повреждений».
«2 января 93-го года. На мотодельтапланах летчики Олег Чанба и Аркадий Авидзба доставили абхазским подразделениям в районе села Каман 100 кг продуктов. Из-за обильного снегопада все дороги в горы были отрезаны».
Абхазские мотодельтапланы использовались также и в разведывательных целях.
К этому виду абхазской авиации тогда подключились также Вячеслав Эшба, Джамал Хагба и другие.
Герой Абхазии летчик Олег Чанба погиб 6 января 1993 года.
Аркадий Авидзба награжден медалью «За отвагу». Он погиб после войны в автокатастрофе.
Олег Авидзба хранит память о днях минувшей войны и с особой бережностью записи, сделанные Аркадием, его младшим братом.
Следы на снегу.
Марина Акиртава, медсестра Гагрского военного госпиталя:
– Позвонили мне домой около 5 утра: срочно в госпиталь, привезли много раненых. Быстро собралась, вышла. А вокруг все в снегу. Зима 93-го была очень снежной и холодной, а тут и за ночь добавилось. И мороз. Пошла. Сапоги у меня невысокие, снег сразу в них набился, тает, ноги в воде хлюпают. Холодно. Но это оказалось не самым страшным. Снег-то глубокий, никем не укатанный, вот и увязаю я, не могу ноги из него вытаскивать. От моего дома до госпиталя четыре километра, там раненые ребята ждут. Когда и как смогу добраться до них? Стала плакать. Уже светать начало, да и снег вокруг белый. Вдруг увидела вдалеке мужчину, закутанный весь, за спиной ружье торчит. Кто такой? Испугалась. Из Гагры пришельцев из-за Ингура еще в октябре выгнали, но неприятные неожиданности случались. А он ближе подходит, увидел, что я испуганная, и закричал по-русски и по-абхазски: «Не бойся, иду тебе помочь!» Подошел, вижу, что очень пожилой человек, абхазец. Спрашивает меня, кто я, куда иду. Ответила, что медсестра, спешу в госпиталь, туда много раненых привезли. Старик посмотрел на мои ноги, все понял и сказал: «Я – охранник водного объекта, на дежурство иду, но я знаю, что такое, когда раненые ждут. Мои ребята объект не бросят, меня дождутся. А мы, дочка, с тобой так сделаем – я буду своими сапогами протаптывать тебе дорожку, а ты вслед иди». Так и пошли, молча, он на несколько шагов впереди, до госпиталя через два часа добрались.
…Марина сразу побежала в медицинский халат переодеваться и… к раненым. Всем и все хорошо успели сделать. Удачный был день!
Со своим стариком-провожатым Марина, конечно, попрощалась, обняла, поблагодарила. А вот как зовут его, откуда он, спросить в госпитальной суматохе не получилось. После войны пыталась разыскать его, но тоже не удалось. До сих пор переживает об этом.
Конечно, жаль, что неизвестно имя человека, который на рассвете январского дня 93-го года, не задумываясь, сделал все, чтобы доставить участника войны, медицинскую сестру к ожидающим ее помощи раненым бойцам. И этим своим поступком он встал на защиту Отечества, вписал себя в число его добровольных защитников.
Родина – Абхазия ценит каждого, кто внес вклад в сохранение ее национальной самобытности и свободы.
Публикацию подготовила
Лилиана Яковлева
(Продолжение следует)
