Я о многом уже писал на страницах нашей родной газеты «Республика Абхазия». Это были и мои впечатления, и мои ощущения начала войны и её продолжения. Многое случалось в тот трагичный период, часто жизнь висела на волоске, многое хотелось запечатлеть на фотокамеру для документации и потомков. Сейчас, по истечении 30 лет, многое переосмысливается и, если вернуться в тот период, сделано было бы по-другому. Но у истории нет сослагательного наклонения. Что произошло, того уже не вернешь.
Был и такой момент. Наши ребята попросили вывезти им на мост телевизор и видеомагнитофон из квартиры на улице Назадзе в железнодорожном районе. Тогда на них можно было купить три автомата. Поехали, нашли ключи под ковриком, забрали приборы, накрыли их ковриком и, проезжая мимо поста, я сначала притормозил, а когда грузины потребовали остановиться, сделал вид что не заметил жеста и поехал дальше, ускоряя движение. Привезли, передали.
Но обратный путь по Нижне-Эшерской дороге был уже невозможен. По бездорожью, через железнодорожный поселок выехали на трассу и, минуя вокзал, доехали домой. Там я разобрал машину, спрятал на чердаке колеса и всё что можно, и это помогло сохранить машину, так необходимую в послевоенный период. Грузинские гвардейцы не один раз приходили, но им нужна была машина на ходу.
Вспоминаются эти трудные дни и ночи войны, спасение второй детской музыкальной школы (мы вывезли и спрятали в театре клавиатуру от всех пианино школы), концертный рояль они успели украсть, спасение множества артефактов и золотых предметов Абгосмузея, спасение Абгостеатра и многое другое.
Вспоминаются холодные зимние вечера и ночи, когда, чтобы согреться или вскипятить чай, приходилось разжигать печь «буржуйку» чем попало: фанерками, кусками ДВП, ветками упавших деревьев в парке у моря. Квартира закоптилась, и когда ворвался целый взвод сванов, их старший спросил: «Почему вы так бедно живете?» Сваны ушли, а с ними «ушли» многие предметы кухни и обихода.
Вспоминаются бесконечные караваны «Камазов» ‒ фур, набитых краденым добром из квартир, оборудованием заводов и фабрик Сухума, идущих на восток в Грузию, взломы квартир и гаражей сухумчан, вынужденных покинуть город. Не стеснялись и открытых грабежей средь бела дня. Так, в нашем дворе взломали дверь квартиры соседа (не называю фамилии) на первом этаже, под окна подогнали грузовик и в него погрузили всю мебель и содержимое квартиры.
Когда мы с соседом (бывшим сотрудником КГБ) попытались воспрепятствовать грабежу, нас чуть не расстреляли из автомата Калашникова, ударив соседа прикладом по лицу. Вспоминаю и такой жуткий момент: мы с сыном шли через депо в Новый район. Вдруг впереди услышали сдавленный крик женщины и выстрел. Подошли ближе.
На обочине лежала обнаженная, убитая выстрелом в голову, средних лет, красивая женщина, а вдалеке удалялись два грузинских солдата, волоча автоматы за ремни почти по полу, то ли пьяные, то ли наколотые…Мы не знали, что предпринять. Попросили жителей ближних домов похоронить женщину. Двое мужчин (русский и армянин) согласились.
Когда началось сентябрьское наступление наших войск, грузинские вояки лупили из всех видов оружия сразу по всем направлениям. Снаряды «Града» падали в Сухуме. Один взорвался в соседнем дворе – погибла пожилая женщина, готовившая обед на костре у дома. Другой снаряд, пробив стену под окном, взорвался в нашей комнате, в трех метрах от меня. Квартиру разнесло, я был ранен осколками. Не буду вдаваться в достаточно сложные подробности моего ранения и попыток оказания мне медицинской помощи. Было разное и крайне тяжелое. Но случилось и радостное. Перед тем, как меня отвезли в Гудаутский госпиталь, я некоторое время был в сухумской горбольнице. Туда уже вернулись наши, был и главврач Вячеслав Абухба.
в машине соседа, подъехавшего в этот момент к дому, соседи и супруга отвезли меня в горбольницу. Там шла эвакуация раненых и медперсонала в госпиталь Агудзеры. Во всей больнице нашли один лишь баллон с остатками кислорода. А я задыхался.
В это же время Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе убеждал людей, что вот сейчас придут воины Лоти Кобалия и восстановят фронт.
Лоти не пришел, и народ, опасаясь мести за свои злодеяния, пошел в горы. Тяжело досталось многим это путешествие. Сентябрь, в горах выпал снег. Злобствовали и грабили своих сваны. Утром следующего дня моя супруга пешком (это 11 км) отправилась в город. Пройдя через испытания – встречу с бандитами, мародерами и прочей нечистью, идущей вслед за армией, она дошла до 2-й горбольницы, нашла Вячеслава Фиратовича Абухба – главврача (я с ним давно знаком), рассказала обо мне. Слава сказал: Циала, дорогая, найдите бензин, машина «скорой» во дворе – нет горючего». Циала пошла домой, там была дочь Ирена. Она подошла к соседям, ребятам-абхазцам, которых во время войны спасала, работая санитаркой в Гудаутском госпитале.
Парни тут же достали канистру бензина, помогли донести ее до больницы, заправили машину «скорой» и приехали за мной. В больнице ко мне подошел Слава Абухба, внимательно осмотрел мои раны и скомандовал утром везти в Гудауту, в госпиталь, где еще работали московские хирурги. Искали по больнице хоть что-нибудь, чтобы уложить в палате. Грузины вывезли всё (вплоть до матрацев). Нашли что-то, принесли из дома. в палате я лежал один, когда вошли два воина, бородатые, увешанные оружием. Это были мои зять и сын. На посту Багмаран они, возвращаясь с восточного фронта (их десант на самоходной барже высадился в Тамыше, и они на 10 дней перекрыли дорогу, отразив несколько волн наступления грузинских и ОУНовских (бендеровцев) карателей), встретили моего друга Виктора Логинова, сообщившего, что я ранен и нахожусь во 2-й горбольнице. Этот день стал для нас с супругой самым счастливым за всю войну. Дети вернулись живыми и здоровыми.
На другой день меня переправили в госпиталь Гудауты. Там врачи единогласно решили – ампутация. Только ввели анестезию, погас свет. Пока заводили генератор, оперировали при свечах. Когда я очнулся, рядом были мои любимые жена, дочь с зятем и сын. И это придавало силы и желание жить и бороться дальше. На 17-й день доктор-хирург сказал, что угроза смерти миновала, и через два-три дня можно домой.
Так закончился для меня период Отечественной войны народа Абхазии. Наступал период адаптации и созидания.
Владимир Левинтас
г.Тверия, Израиль
