Трудно писать о человеке, ко­торый в 1935 году был арестован по ложному обвинению и почти двадцать лет провел в заключе­нии на Колыме, но сумел сохра­нить бодрость духа, веру в буду­щее, свет любви и доброты, не отступить от своих творческих и гражданских позиций:

Ты, жизнь, была с моей судьбой скупа,

Не знала щедрых благ моя тропа.

Но смог я сохранить в такой борьбе

Любовь к тебе и доброту к тебе.

Тридцать пять лет назад он ушел из жизни, уже тридцать пять лет мы не слышим его до­брого голоса, мудрых советов, так необходимых сегодня, когда порой не хватает нам мужества, чтобы противостоять злу, остано­виться вовремя, оглянуться, ведь давно «пора опомниться»:

Отчего нам в мире тесно,

Столько места на земле!

И, наверно, в душе каждого из нас обязательно должен находить­ся воспетый поэтом «свой якорь», который «бросится в пучину» именно тогда, когда грозная сти­хия жизни понесет корабль нашей судьбы на хмурые скалы:

Я славлю якорь – в непогоду

Нас удержавший от беды.

Уроки поэта, умудренного горь­ким житейским опытом. Прислу­шаться бы, да все некогда... И болото суеты сует все больше и больше поглощает нас.

Судьба свела меня, студен­та-первокурсника Абхазского госуниверситета, с Шалвой Ле­варсановичем в 1978 году. Часто приходил я к нему на работу в ре­дакцию детского журнала «Ам­цабз» («Пламя»), где он был от­ветственным секретарем, слушал его рассуждения о роли поэзии и месте поэта в судьбе своего наро­да, воспоминания из его нелегкой жизни. Вскоре общение извест­ного поэта и юного любителя по­эзии перешло в новую плоскость – творческую.

Так, Шалва Леварсанович пе­ревел мое детское стихотворе­ние «Письмо Нунэ» на абхазский язык, которое было опубликовано в №3 журнала «Амцабз» за 1978 год. В свою очередь несколько его произведений («Голова посе­дела», «Цветок» и другие) в моем переводе были опубликованы на страницах армянской периодиче­ской печати (газета «Советакан Врастан», альманах «Камурч»). Подстрочники с особой тщатель­ностью готовил сам Шалва Ле­варсанович. Естественно, наши разговоры касались как армян­ской, так и абхазской поэзии, как исторической судьбы армянского народа, так и абхазского. И я не смог устоять перед соблазном представить армянскому читате­лю такие по-своему прекрасные творения Цвижба, как «Дар сто­летий» (о Матенадаране), «То­мик стихов» (о Егише Чаренце) и «Инжир», тем более, когда за­ведующий отделом поэзии по­пулярного молодежного журнала «Гарун» Гукас Сирунян попро­сил перевести их на армянский язык для рубрики «Созвездие». Успех этих переводов, опублико­ванных в №12 журнала «Гарун» за 1986 год, превзошел все наши ожидания: они многократно пе­реиздавались как в Армении, так и за рубежом.

К сожалению, к моменту вы­хода журнала «Гарун» Шалва Ле­варсанович уже был смертельно болен.

Я писал о сухумских встречах Шалвы Цвижба и Егише Чарен­ца в статье «Я кровью строчку каждую отметил». И «Томик стихов» – это летопись жизни не только самого автора на Колыме, но и дань его глубокого уважения и благодарности трагическому Чаренцу, чей чудом попавший в лагерь поэтический сборник «звучал мужеством и верой» в сердцах «врагов народ»:

Вот, наконец, настали сроки,

И я лечу к тебе домой

Сказать:

Я только что с дороги,

Я возвратился, я – живой!

Но, увы, им не суждено

было встретиться, и

...руки виснут,

словно плети,

От слез в глазах моих темно...,

Ибо давно нет на свете Еги­ше Чаренца, ставшего жертвой политического террора 30-х го­дов. Но ни на миг не остывало то пламя, что вдохнул он в свои стихи. И каждый раз, когда я при очередной нашей встрече с сер­дечным трепетом и волнением пожимал мужественную руку Шалвы Леварсановича, чувство­вал «горевший под снегом и под ветром» огонь той, с выцветши­ми от перечитывания листами, переходившей из рук в руки кни­ги Чаренца, которую, как талис­ман, пронес сквозь зной и холод, сквозь всю свою жизнь Шалва Цвижба.

Моя работа над переводами произведений Шалвы Цвижба продолжалась и после его смер­ти, случившейся в мае 1987 года. Были переведены стихотворения «Все цветет», «Луна», «Черные камни», «Чайка», «Мать», «Ива», «Разговор», «Неизменный друг», «И вновь о Бетховене», поч­ти полностью поэма «Талис­ман»...

Была достигнута предвари­тельная договоренность с ере­ванским издательством «Наири» об издании стихов Ш.Цвижба отдельным сборником. Одновре­менно я работал и над «Апацхой» – книгой переводов на армянский язык произведений классиков и современных абхазских поэтов Д. Гулиа, Б. Шинкуба, Т. Чаниа, А. Джонуа, Б. Гургулиа, Г. Ала­миа и др., отдельные переводы из которой были уже представлены армянскому читателю.

Но, к сожалению, начавшаяся грузино-абхазская война пере­черкнула мои творческие планы. Большая часть переводов вме­сте с рукописями моего детско­го сборника «Особое кресло» и книги на русском языке «Мамин костер» были утеряны. Есте­ственно, кое-что мне удалось восстановить по памяти и сохра­нившимся черновикам. Но это всего лишь небольшая часть мо­его пятнадцатилетнего кропотли­вого труда. Для меня это горькая и невосполнимая потеря, если не сказать больше.

...Сегодня на моем письменном столе лежат «Избранное» Еги­ше Чаренца и поэтические кни­ги Шалвы Цвижба, изданные в Москве: «Персиковая косточка», «Талисман» и посмертная «Сти­хи и поэмы». Первые две подаре­ны мне автором. И каждый раз, листая эти сборники, я думаю о несостоявшемся творческом со­дружестве двух великих поэтов, о том, что могли они сделать, но не сумели и тем самым возложи­ли на нас тяжелую и почетную ответственность: сделать досто­янием армянского и абхазского народов достижения наших ли­тератур.

Артавазд САРЕЦЯН