...Незаметно пролетели последние летние дни, наступил мой первый школьный день – 1 сентября. Он сохранился в моей памяти солнечным праздником.
Его сюжетные линии, к сожалению, обрываются местами, но, тем не менее, дают некоторое представление о самых первых минутах самого насыщенного периода моей жизни – школьного.
Помню, как мы с мамой пришли в школу рано утром с большим букетом цветов из нашего сада. Во дворе школы людей становилось всё больше и больше. Приходили ученики, родители, выпускники школы разных лет и просто те, кто душой болел за школу. Много было цветов, улыбок, многие щёлкали фотоаппаратами, из колонок звучала весёлая музыка. Состоялась линейка, на которой какие-то дяди и тёти говорили очень правильные слова, потому что после их выступлений звучали аплодисменты.
Я ещё обратил внимание на то, что многие не слушали ораторов, но, услышав аплодисменты, тоже хлопали в ладоши, так, из солидарности. Я хорошо запомнил одного оратора по его нескучному выступлению. Это был директор школы – Аршавир Саркисович Джидарян, очень известный человек, писатель. Пройдёт несколько лет, и я с удивлением узнаю, что билет члена Союза писателей СССР он получил лично от Максима Горького в 1932 году, был ближайшим другом основоположника абхазской литературы Дырмита Гулиа, входил в редколлегию пятиязычной газеты «Советский писатель Абхазии». Вы удивитесь, но была такая замечательная газета!
Потом учащиеся выпускных классов, среди которых была и моя двоюродная сестра Нвард, преподнесли подарки нам – первоклашкам. Разные были подарки: книги, конструкторы, машины... Я стал счастливым обладателем вертолёта, набора цветных карандашей, альбома для рисования и книги Харпер Ли «Убить пересмешника» на армянском языке, которую прочитал на одном дыхании через несколько лет.
Но вот и прозвенел мой самый первый звонок! Я пишу «мой самый первый звонок», потому что он для каждого индивидуален, неповторим, для каждого он «свой», ведь каждый из нас по-своему воспринимает его. Для меня это тот звонок, который до сих пор не прерывается, до сих пор не перестаёт звенеть, до сих пор продолжается денно и нощно, и надеюсь, не прервётся раньше моей жизни.
Потом мы встали в колонну по двое и в сопровождении нашей учительницы Маргариты Карнецян и наших мам поднялись на второй этаж и зашли в наш класс перед просторным коридором, большая часть которого была отгорожена фанерными листами под две классные комнаты; одна из этих комнат на целый год приютила нас, когда мы перешли в пятый класс. А в нашей первой классной комнате, которая потом, после расширения школы, стала учительской и таковой является до сих пор, мы провели замечательные годы нашего начального образования. И первые слова, которые написала наша учительница на доске (потом я узнаю, что это библейское изречение первыми армянскими буквами начертил во веки веков в каждом армянском сердце основоположник отечественной письменности Святой Месроп Маштоц ещё в начале V века), призывали «познать мудрость и наставления, понять изречения разума». Они вместе с первым звонком проникли в мою сущность. Их не отделить друг от друга – дополняющих друг друга первый звонок и первое предложение, как не отделить друг от друга воздух и крылья: от их слияния рождается парение.
Стоит ли говорить о том, с каким трепетом мы учились неумелой рукой правильно выводить в тетрадях разные линии и чёрточки, которые, гармонично соединяясь, становились буквами! С лёгким нажимом вниз, волосяной линией – вверх, потом опять с нажимом вниз, потом опять – вверх... Потом лёгкие соединительные линии...
На наших глазах происходило чудо: рождались буквы, слова, предложения! И творцами этого, пусть пока очень далёкого от совершенства чуда, были мы! Как приятно скрипело перо в тишине класса: скрип-скрип. Иногда этот скрип прерывался на несколько секунд: когда мы макали перо в чернильницу- непроливайку или очищали перо специальным самодельным приспособлением – перочисткой.
Потом опять: скрип-скрип. И вокруг нас: скрип-скрип... Как будто музыка звучала в моей душе, и от солнечного света весело лучились чернильные буквы на тетрадной странице с косыми сплошными и пунктирными линиями...
Учительница внимательно следила за нашими стараниями, подбадривала нас, а после проверки ставила поощрительные знаки под нашими письменами: звёздочки, солнышки, которые до сих пор светят в моей душе.
Конечно, наши пальчики уставали, но постепенно привыкали к ручке. Тогда же я от ручки набил мозоль на среднем пальце, и она до сих пор есть. И ещё скажу, что многие из нас до поступления в школу знали буквы. Я, например, кроме армянских, знал и русские буквы, довольно-таки неплохо и грамотно выводил отдельные слова.
С улыбкой вспоминаю о том, как я рисовал нашего соседа Бориса Анисимова, известного моему читателю по рассказу «Фирс», в длинной военной шинели, и подписывал: «А.Сарецян: «Маёр дядя Борис», а мама поправляла: «Не «маёр», а «м-а-й-о-р». Где же ты, мама, ну где? Как же сегодня не хватает тебя, твоих подсказок, твоих советов! Порой как тяжело принимать единственно верное решение без родительского благословения!
Я очень трудно привыкал как к писанию правой рукой, так и к своему имени, а также к его правописанию – вместо «Артавазд» я упорно писал «Ардавас», потом «Ардаваз»... И ещё скажу, что во всех моих документах моё имя значится как Ардаваст: именно так, с тремя ошибками заполнено моё свидетельство о рождении. Потом имя «Ардаваст» перекочевало в мой аттестат, в военный билет, удостоилось ехидненькой издевки с хихиканьем в приёмной комиссии университета («Поступает на филфак, а своё имя пишет с тремя ошибками»). В конце концов это « н е п р а в и л ь н о е правильно» утвердилось в моём дипломе историка. Потому что документы надо заполнять правильно, то есть по свидетельству о рождении. Вот и получается, что в моём случае «правильно» – значит, с тремя ошибками. И только свои произведения я подписываю в соответствии с правилами армянского языка.
Мы учились не только читать и писать, но и рассказывать. Это очень важно – владеть устной речью. Помимо школьной программы, мы рассказывали сказки, поучительные семейные беседы, которые сохранялись, переходя из поколения в поколение. Очень много сказок знала наша одноклассница Имастуи Калайджян, казалось, что она их черпала из бездонного волшебного колодца. В моей памяти осталась и смешная притча «Черпак», рассказанная Робертом Депаняном.
Я тоже рассказывал сказки, легенды и притчи, услышанные от моих бабушек. Некоторые, на мой взгляд, отличались глубокомысленностью. Например, «Быль о древе мудрости и роднике воли», «Сказ о падении самой неприступной крепости» я впоследствии опубликовал в своих книгах.
Мы много читали, особенно детские газеты и журналы: «Пионер-канч», «Цицернак», «Пионер» на армянском и русском языках, «Пионерская правда», были активными посетителями не только школьной библиотеки, но и городской детской, которая, кстати, до сих пор находится там же – через дорогу от школы, рядом со сгоревшим зданием Сухумского главпочтамта.
На уроках чтения учительница читала сказки и рассказы разных писателей. Так, навсегда осталось в моей памяти её чтение рассказа Ованеса Туманяна «Гикор», который мы слушали со слезами на глазах. Чтение часто прерывалось, потому что плакала и сама учительница, а дома плакала моя мама, когда помогала мне делать уроки. А как же смеялись мы, тоже до слёз, когда читали сказку того же Ованеса Туманяна «Храбрый Назар»!
Всё было так, как и в жизни: то плакали взахлёб, то взахлёб смеялись. И потихонечку менялись мы в мире, и мир менялся в нас. Как-то незаметно, даже для самих себя, мы начинали понимать, что уже другими глазами смотрим на, казалось бы, простые, обыденные вещи и порой по-своему осмысливаем их...
Артавазд САРЕЦЯН
