Да, да, этот просторный кабинет был очень красивым. Лакированный стол из дорогого дерева блестел словно зеркало. Светлые окна, смотревшие на восток, выходили в утопающий в зелени сад.
Прямо у окна, вцепившись лапками в тоненькую ветку раскидистого дерева, пела свои песни маленькая птичка. Это дерево, обладавшее очень мощным стволом, казалось, давно не помнило возраста и смысл жизни видело лишь в том, чтобы защитить, прикрыть собой менее выносливую, недолговечную растительность, среди которой оно так резко выделялось.
Птичка пела с утра до вечера, но потом, то ли испугавшись темноты, то ли еще от какого-то недовольства, кто знает, она стала прятаться, да так, что ни одна живая душа не могла ее видеть и слышать. С наступлением темноты, когда занавес непроглядной тьмы отделял ее от света, она смыкала глазки.
Этот мрак уходил утром...
Во сне видела она окно в лучах утреннего солнца. Стекла ярко сверкали, что создавало невероятную волшебную, завораживавшую ее картину.
И так каждый раз...
Днем, переставая петь, она почему-то начинала смотреть своими маленькими глазками на окно. Ей было неведомо, что там, внутри, кто там находился. Даже не знаю, почему ее взгляд устремлялся туда, что хотела она понять... Быть может, она видела красный круглый телефон на столе, и он напоминал ей созревающее на дереве весной красное яблоко?
Она хорошо помнила вкус этих сладких плодов, а еще тот аромат, который исходил от дерева во время его цветения, такой приятный ее сердцу. Здесь, в городе, ей почти не встречались такие деревья. Других было много, везде они, куда ни посмотришь, и это радовало глаз, но на них, за очень редким исключением, не росли эти удивительные плоды...
Вот сидит он...
На столе куча бумаг, в которые он ушел с головой. Иногда что-то пишет. В это время года на его лице часто появляется беспокойство. Тр-р-р... Звонит телефон. Он резким движением поднимает трубку. Все происходящее вызывает у птички лишь удивление.
Потом какие-то люди входят в его кабинет. Быстро сменив выражение лица, он встречает их с улыбкой. Здоровается с каждым за руку и взглядом приглашает сесть. Внимательно, с уважением смотрит в лицо каждому... Через несколько минут довольные посетители встают и направляются к выходу, подчеркнуто радостно благодаря за такой хороший прием.
Дверь открывается, закрывается...
Сколько раз это происходит?!
А маленькая зеленая птичка, будто осознавая все увиденное, поет, прыгая с ветки на ветку. Поет, пока солнце не пройдет до половины небосвода. Устав и склонив свою маленькую головку, она затихает. Но продолжает смотреть на окна кабинета. Что же на самом деле происходит там, за ними? Об этом может знать только сам «хозяин». Стены молчат. Бывало, когда его беспокоило что-то очень сильно, он срывался, и тогда, как бы не замечая надоевших ему бумаг, мог резко ударить по столу рукой и встать...
Дверь открывалась... Закрывалась...
Перед птичкой мелькали не совсем понятные картинки из жизни «хозяина»...
Лица...
Глаза...
Галстуки...
Если у «хозяина» возникали сложные дела, он звонил кому-то, решая все по телефону. Близкими для себя он считал родственников, которые пользовались у него особенным доверием и уважением. Когда они с улыбкой переступали порог кабинета, он, не забывая при этом о своем высоком положении, с чувством достоинства внимательно выслушивал их.
Он не любил смеяться, даже по поводу, как бы боясь, что этого не выдержит его стул. «Гостей», не вызывавших уважения, принимал терпеливо и сдержанно. Никто из них ни о чем не мог догадаться, так как недовольство никак не отражалось на его лице.
Кто знает, сколько времени жил он так...
А недавно он стал замечать в своем характере неожиданные проявления – желание что-то изменить, обновить, исправить...
Стал задумываться о том, кто он, не по должности, разумеется, а кто он на самом деле... Ответу на этот вопрос он уделял краткие мгновения, не вникая в него глубоко, как бы отгоняя от себя...
Иногда, словно желая напомнить своим подчиненным о том, кто их начальник, он выходил из кабинета и, держа ровно спину, с очень сосредоточенным выражением лица, начинал медленно расхаживать туда-сюда, как бы никого не замечая... Тогда его кабинет пустовал, и «приглядывала» за ним только та самая птичка...
Однажды, воспользовавшись его отсутствием, она села как никогда близко к подоконнику, громко запела с надеждой увидеть наконец это окно открытым. Но не тут-то было. Сердце обманывало, и надежды были напрасны...
Так шло время. Откуда ей было знать, что никому, кроме говоривших на языке «хозяина» кабинета, ни одной птице на свете не суждено попасть сюда!
У птички были друзья, и они, звонко перекликаясь, пели вместе, заполняя все пространство сада своим пением. Эти песни радовали сердца многих, но были и те, чей слух они не затрагивали...
Время шло.
Все оставалось на своих местах.
Земле было больше в тягость то, что она видела, чем то, что не видела...
Незрячее небо равнодушно записывало все...
А перед ее глазками все продолжали мелькать те же картинки...
Лица...
Глаза...
Галстуки...
Их становилось все больше и больше...
Бумаги собирались кипами и потом складывались в папки...
Ей не надоедало петь. А глазки всегда были устремлены в сторону окна.
Птичка словно старалась выучить язык людей...
Наконец однажды утром он заметил ее. Сидящую на тоненькой веточке совсем рядом с его окнами. Она смотрела в его сторону и звонко пела... Теперь он стал каждый день обращать на нее внимание...
Ему даже показалось в какой-то момент, что это радует, утешает его сердце. Но потом неизвестно почему пение и взгляд птички стали его раздражать, и он даже не прочь был протянуть руку к ветке, на которой она сидела, и сломать ее. Непонятно даже, что помешало это сделать. Со временем ему стало казаться, что птичка видит все его слабости и каждый раз напоминает о них... Беспрестанное пение стало отзываться в нем ее вопросом: «Могу ли я спросить, в этом не вижу греха, кто ты, какое место в этой жизни занимаешь?»
Так один за другим следовали дни. Круговорот времени...
И все оставалось на своих местах.
Столы. Стулья.
Заира Тхайцук
Перевод Гунды Адзинба и Варвары Пейливановой
