Время прошло, и ушли из памяти какие-то детали прекрасного спектакля, посвященного культовой в Абхазии личности – Сарии Лакоба, а ведь именно о нем мне хотелось написать сразу по следам визита театра имени Самсона Чанба. И все же, связанная обещанием откликнуться на приезд наших друзей, я возвращаюсь к рассказу об их визите, делая некий акцент на человеке, с которым знакома давно…

Вообще, Абхазия вызывает во мне чувство трогательной приязни. Основание для того укладывается в несколько позиций. Во-первых, некогда я очень недолго побывала там, запомнив ослепительную красоту этого благословенного уголка земли и невероятное радушие его жителей. Достаточно вспомнить, что, самостоятельно отправившись гулять по абхазской столице, я заблудилась, но благородные самаритяне из здешних мест, подхватив меня, довели до морского порта, из которого с минуты на минуту должен был уйти туристический теплоход, доставивший нашу группу в Сухум, и сдали на руки команде, вручив мне на прощание пакет с виноградом.

Второе, что меня роднит с этим краем, – творчество горячо любимого подавляющим большинством россиян Фазиля Абдулловича Искандера. Еще один магнит – потрясающий голос оперной дивы Хиблы Герзмава, которая в Абхазии родилась. И главное – в Сухуме живет мой друг – режиссер Абхазского государственного драматического театра Мадина Аргун. Мы знакомы с ней давно, поскольку в свое время Мадина училась на театральном факультете Уфимского государственного института искусств, в 1984-м поступив на курс выдающегося театрального педагога, заслуженного деятеля искусств Башкортостана, некогда главного режиссера Башкирского государственного театра кукол Павла Мельниченко, в доме коего я часто бывала. Благодаря Павлу Романовичу я стала заглядывать на занятия к его «новобранцам», сразу же выделив Мадину, очень собранную, целеустремленную, умную, одаренную и наделенную к тому же невероятно ярким талантом комического. На экзаменационные показы этого курса, особенно когда кукловоды гнезда Мельниченко сдавали отрывки, что называется, в живом плане… Во всех эпизодах, связанных с классической русской драматургией, блистала студентка Аргун, на долю которой выпадали, скажем, свахи, купчихи и прочие тетушки, над коими потешался, от души смеясь, весь зал. Но вообще, в отличие от своих сокурсников, Мадина поступила в УГИИ на специальность «режиссер театра». И я хорошо помню, как на курсовые экзамены, и в «куколку», и в институтский корпус на Цюрупы, 9, с редким постоянством приходили представители абхазской диаспоры, обретающейся в столице Башкортостана. Темноглазые, с чуть смуглыми лицами, с посеребренными сединой висками, они были, как правило, молчаливы, общались лишь с Павлом Романовичем. И эти их визиты есть свидетельство того, что Мадина всегда была очень тесно связана с родиной, и земляки пристально наблюдали за тем, как живет, крепнет, набираясь опыта и творческих сил, юная дочь Абхазии.

Увы, Павел Романович не смог довести своих любимых студентов до выпуска, он ушел из жизни очень рано, и курс, увы, остался в каком-то смысле брошенным, поскольку наставника, равного по силе режиссеру Мельниченко, на тот момент на факультете не было. «Пашины дети» жили в каком-то смысле самостоятельной жизнью, гордо повесив на свою аудиторию табличку «Класс непризнанных гениев». И завершили они учебу вполне успешно, поддержанные ближайшими друзьями Павла Романовича, в число коих входили Тамара Петровна и Владимир Сергеевич Абросимовы, Юрий Васильевич Заяц… И все эти «непризнанные гении» состоялись в профессии. Труднее всего было Мадине, поскольку будущий режиссер на выпуске должен был представить спектакль. А это без руководителя очень и очень непросто. Тем более что студентка Аргун во что бы то ни стало решила воплотить на сцене одно из прозаических произведений своего великого земляка Фазиля Искандера, если я не ошибаюсь, речь шла о «Кроликах и удавах»… В БГТК к тому времени уже несколько раз сменилось руководство, и никому, как я понимаю, не хотелось углубляться в проблемы студентки-выпускницы, которая однозначно собиралась вернуться в Абхазию. Но надо знать Мадину и ее преданность своим идеям… Она переживала, нервничала, но не сдавалась, понимая, что в родном Сухуме ждут дипломированного специалиста. Ситуацию разрешил, разрубив сей гордиев узел, незабвенный художественный руководитель Государственного академического русского драматического театра Республики Башкортостан Михаил Рабинович, принявший уже начинавшую отчаиваться Мадину, выслушавший ее, оценивший выбор выпускницы, остановившейся на фантастической сказке любимого ею Фазиля Искандера «Кролики и удавы». В общем, Михаил Исакович дал Мадине возможность поработать на Камерной сцене ГАРДТ, определив с ней сроки и имена актеров. Речь о том, что дипломная постановка будет принята в афишу театра, не шла. Договоренность, исходя из тотальной занятости коллектива Русского академического, касалась только репетиционного периода, собственно дипломной работы, связанной, сколько я помню, с постановкой лишь одного акта (первого), и показа данного материала членам экзаменационной комиссии… С Мадиной работали тогда актеры Елена Синева, Александр Федеряев, Айгуль Шакирова, Вероника Ларькина, Гульназ Насырова, кажется, Дамир Ширяев… Это, пожалуй, все, что сохранилось в моей памяти. Репетиции шли очень живо, и поныне артисты вспоминают, что в процессе работы они много смеялись, начиная с застольного периода – инсценировку дипломница Аргун делала сама. На какой-то из прогонов заглянул Михаил Исакович и потом, специально собрав занятых артистов, поговорил с ними о том, какой это замечательный, очень тонкий материал, подтекст которого иной из людей не сразу и оценит. А еще он поговорил с артистами о том, что Мадина Аргун – человек чрезвычайно деликатный и тоже очень тонкий, и попросил исполнителей помнить это и с пониманием отнестись и к выбору молодым постановщиком сатирической повести Искандера,  и к ее пусть и первому, но вполне заслуживающему серьезного подхода и бережного отношения режиссерскому опыту.

Все завершилось вполне успешно. Комиссия приняла работу выпускницы режиссерского отделения театрального факультета вуза искусств Мадины Аргун, и дипломированный специалист отправился в Абхазию. Кстати, время спустя режиссер Аргун осуществила свою мечту, поставив на родине полнометражную двухактную версию спектакля «Кролики и удавы» с абхазскими артистами, и, если я не ошибаюсь, представляла его не только в рамках гастрольных поездок, но и на фестивалях.

…Связи с Уфой Мадина, у которой здесь остались друзья, не теряла, приезжала, по-моему, один раз. Выиграла грант на постановку кукольного спектакля – в Сухуме, возможно, когда-то давным-давно и был театр кукол, но ныне юные жители Абхазии, особенно дальних селений, похоже, лишены радости встречи с этим столь древним, но никогда не стареющим искусством. Вот и задумала Мадина осуществить постановку народных абхазских сказок, и это ее радение было отмечено грантом. А вот кукол изготовить в Абхазии никто не мог, поэтому она и приехала в столицу Башкортостана, в ставший родным театр кукол, обратившись сначала к Юрию Васильевичу и Антонине Николаевне Заяц, а затем к Альбине Раиловне Шумячер. Тот ее приезд и наши посиделки на кухне семьи Заяц мне помнятся очень хорошо, именно тогда я познакомилась с землячкой Мадины, художником Дианой Допуа, также оставившей след в творческой жизни Уфы, в тот вечер пришедшей почаевничать в гостеприимный, открытый всем дом Антонины Николаевны и Юрия Васильевича…

В общем, уфимские друзья и однокурсники в большей степени сами ездили в гости к Мадине, привозя из столицы Абхазии сведения о том, что режиссер Аргун полностью погружена в работу, и на первом месте у нее всегда ее любимый театр.

…А еще я помню, как в августе 1992 года грянул грузино-абхазский вооруженный конфликт, и в первую очередь все мы испугались за близкого нам человека, который в то время был там, где звучат выстрелы и льется кровь… Тогда я с трудом дозвонилась до нее, услышав, что вся мужская часть театра имени Самсона Чанба ушла на позиции…

Немало лет прошло, безусловно, какие-то детали стерлись, но главное в другом. А именно в том, что Мадина Аргун осталась верна своим творческим и человеческим принципам, а одно без другого в искусстве просто не может существовать; и в своих спектаклях она исповедует нравственные заветы и идеалы своего дорогого учителя Павла Романовича Мельниченко. Да, он очень близок был со своим последним курсом, но осиротил их слишком рано… А свет, коим полнилась его душа, Павел Романович оставил им – таким разным, разлетевшимся по городам и весям, но сохранившим преданность целомудренным постулатам Мастера и сформировавшей их характер эпохи «непризнанных гениев». Собственно, все это я считала со спектакля режиссера Аргун «Сария».

…Я смотрела этот воплощенный на сцене рассказ о трагической судьбе молодой прекрасной женщины, прошедшей все муки ада, но выстоявшей, сохранившей веру в чистоту помыслов своего супруга – государственного деятеля Нестора Лакоба, предательски убитого в период культа личности Сталина и обвиненного в заговоре против вождя народов. В 37-м Сарию Лакоба арестовали – два года длились пытки и издевательства, в НКВД пытались добиться от этой удивительной женщины показаний против мужа, угрожая ей расправой над их с Нестором малолетним сыном… Сария выстояла, не сдалась, на тридцать пятом году жизни 16 мая 1939 года в муках умерев в орточальской тюрьме… Это лишь короткое изложение обстоятельств судьбы героини спектакля, поставленного Мадиной. Россияне, особенно те, кто далек от подробностей периода культа личности, могли встретиться с образом Сарии в фильме кинорежиссера Юрия Кары «Пиры Валтасара, или Ночь со Сталиным», снятом в 1989 году по новелле «Пиры Валтасара» из романа «Сандро из Чегема» все того же любимого Мадиной Фазиля Искандера. Хотя… Судьбе этой потрясающей женщины посвящена и поэма Семена Липкина «Нестор и Сария».

…Итак, спектакль. Через всю сцену протянут шаткий висячий мост – мост над пропастью кривды, по которому до берега истины сможет добраться далеко не каждый… (Художник-постановщик Назар Цвижба).

…Я смотрела спектакль Мадины, в основу которого легла пьеса кабардинской поэтессы Зарины Кануковой (а перевела ее абхазская поэтесса Инна Хаджимба). Спектакль, который режиссер Аргун не хотела ставить, что называется, по первому плану, решив перевести его в пласт, приближенный к античной трагедии, среди героинь коей можно встретить немало женщин, драматизм судеб которых требовал именно возвышенного языка. Вот и в спектакле «Сария», намеренно уходя от документальности изложения, действо насыщается поэтическими строфами Пушкина, Шекспира, Сенеки, Солженицына, но доминируют в этом славном ряду строки из «Реквиема» Анны Андреевны Ахматовой, оставившей грядущим поколениям художественный образ того кошмара, который некогда обрушился на нашу страну. И поэма Музы Плача стала, быть может, самым достоверным и точным по силе эмоционального воздействия на человека свидетельством эпохи сталинизма. Когда просто слово теряет силу под гнетом злодейства, то в борьбу вступает слово поэтическое, действующее на сознание в разы сильнее…

Ведет повествование, выходя на первый план, некая рассказчица (Хибла Мукба – заслуженная артистка Южной Осетии, актриса и певица), которая подобно хору в уже упомянутой античной трагедии не оставляет сцены ни на минуту, помогая авторам спектакля в раскрытии драматического начала и переживаний, происходящих в душе ее героев. Подобно прорицательнице Кассандре, героиня Хиблы Мукба, поражая зал потрясающими по выразительности обертонами и пластикой своего прекрасного голоса, ведет зрителя сквозь мрак и туман трагедии Сарии Лакоба, изумительный образ которой создала актриса и режиссер Амра Начкебия, проходящей сквозь ужасы застенков НКВД и оставаясь незапятнанной и прекрасной… И вообще, вся история любви Сарии и Нестора, их встреча, вспыхнувшие чувства и трогательные отношения в браке – все это решено режиссером Мадиной Аргун с помощью приема, который я бы назвала кинематографическим. Голос Кассандры – Хиблы Мукба ведет нас за собой, и мы, подчиняясь ему, параллельно видим на дальнем плане исполненные света сцены счастья любящих друг друга людей; чему способствовал своим решением художник по свету – москвич Алексей Крючков из МХАТ имени Чехова. Если читатель внимательно смотрел военную драму кинорежиссера Станислава Ростоцкого «А зори здесь тихие», снятую по знаменитой повести Бориса Васильева, то он вспомнит сцены из счастливой довоенной жизни девушек-зенитчиц, возникающие в их сознании и контрастирующие своим светом с кадрами суровых мгновений борьбы небольшой группы наших фронтовичек с шестнадцатью диверсантами… Безусловно, подобных примеров существует много, причем в картинах, быть может, даже большей художественной ценности, но… Этот, пожалуй, один из самых показательных для людей, которые не часто наносят визит в театральный зал.

…Поразительно то, как качественно, с какой верой в значимость каждой, пусть даже самой небольшой роли, работают артисты Абхазского драматического театра, который, добавлю, вошел в программу XXII фестиваля «Кавказский меловой круг-2022», проходившего в Майкопе, и был отмечен лауреатскими званиями в двух номинациях: «Лучшая главная роль» – Хибла Мукба и «За гражданскую позицию и осмысление прошлого с помощью новых театральных форм» – сам спектакль «Сария».

Весь состав занятых в спектакле артистов работает как единый организм, вот уж точно – эти исполнители понимают, что не существует маленьких ролей, есть просто актеры невысокого уровня и творческого потенциала, иными словами маленькие. Каждый образ, все портретные характеристики, например, членов семьи Сарии Лакоба, сотрудников НКВД, тюремщиков и истязателей женщины, ставшей легендой, созданы с таким тщанием и с такой любовью к спектаклю, к своему театру и к сценическому искусству, что это вызывает огромное уважение и чувство восхищения труппой Абхазского драматического! Достаточно упомянуть один лишь факт, чтобы понять, насколько берегут цвета флага своего коллектива и своей республики актеры из Абхазии: исполнительница роли матери Нестора Лакоба – заслуженная артистка Абхазии, невероятно органичная, вызвавшая всеобщие симпатии Майя Джикирба, ввелась в спектакль за два дня, поскольку артистка, изначально создававшая этот образ, Ира Когония в день отъезда в Уфу попала в больницу с сердечным приступом…

Минут за сорок до начала спектакля, общаясь с Мадиной в фойе Башкирского академического театра, принимавшего у себя в рамках обменных гастролей коллег из Абхазии, я спросила ее, продолжает ли она свои творческие опыты в области театра кукол… И услышала в ответ: «Куклы ко мне постепенно возвращаются. Вы все увидите сами».

И правда, страница столь рано оборвавшейся жизни сына Сарии и Нестора Лакоба, в пятнадцать лет расстрелянного в Бутырской тюрьме, связана с появлением необычной, мастерски выполненной марионетки, что напомнило мне потрясающий спектакль Дмитрия Крымова «Сережа» по роману Льва Толстого «Анна Каренина». И вообще, анализируя чуть позже спектакль «Сария», я подумала, что Мадина старается смотреть все, что может дать ей не только новое знание, но и творческий импульс, позволяющий человеку творческому (а для меня она, безусловно, человек творческий!) двигаться дальше.

Мадина Аргун отдала себя этой постановке всю, до последней капли. И, не скрою, я гордилась тем, что знакома с человеком, умеющим так принимать боль своего народа и лучших его сыновей и дочерей!

Илюзя КАПКАЕВА

Фото Руслана ЮЛТАЕВА