* * *

Окружают морские запахи…

Оглушают вскриками чайки…

Убаюкивают волны,

шурша холодной галькой.

И затейливо краски меняются

от рассвета и до заката ‒

вот что делает зимнее море.

А приблизиться – не посмеешь.

Прикоснёшься – не обласкает.

Ни тепла, ни спокойствия нету

у стихии, к зиме готовой.

Только память объятий летних

примиряет с холодным морем. 

---

* * *

Море не может уйти в гранит,

только – в песок.

Твой поцелуй всё ещё хранит

мой горячий висок.

А мысли мои уже далеко,

в пространстве Керкинитиды.

Ещё не быстро, уже легко

уходят в песок обиды.

И уплывают ещё южней,

за море под парусами

мысли о нежности, их нежней –

сказанное глазами.

---

 * * *

Вот так сон!

Жила я как Старуха

в домике у Синего у моря.

Часто отлучался на рыбалку

мой Старик.

               Любил он только рыбу...

Говорил ещё, что любит море,

только не было совсем ему

                                          доверья,

потому как верил в чудеса.

Я ж была во сне совсем другая:

занималась домом, а точнее,

ощущеньем дома дорожила,

чтобы в дом входил

                  лишь гость желанный.

Так, конечно, в жизни не бывает,

но во сне-то многое возможно.

Домом сердце и душа согреты,

а роскошный терем и не нужен.

Крыша, стены –

                        это всё условность,

символы, метафоры... А в доме

для меня важны

                            крыльцо да окна,

потому что рыбака увижу,

подойдя к окну,

                           взглянув на море,

да неспешно выйду на крылечко

посмотреть улов его нехитрый,

чтобы достоверно убедиться –

невод был не с рыбкой золотой.

---

 * * *

Выбегу на берег Пенелопой

и застыну туей в ожидании

белых кораблей на горизонте.

Ветерок бежит от ветки к ветке

и верхушку дерева качает,

и она уже подобна мачте,

паруса над морем развернула,

чтобы к берегу

                         корабль причалил.

Ты мои легко узнаешь

                                       очертанья

средь зелёных туй,

                            держащих берег.

Мы живые люди, далеко нам

до спокойствия,

                 до стойкости деревьев.

Буйства да волнения стихии

                                    в нас кипят,

волною дикой страсти

намывается и соль сомнений.

Где б ты ни был –

                  ты сроднился с морем,

ну а я в своей прибрежной

                                          жизни

становлюсь на дерево похожей.

Так, наверно, пела Пенелопа…

---

 * * *

Топтанье роскошных

                  гортензий под окнами,

как тайное пиршество

                                  летнего сада.

На лунную бледность

                                  немая досада

есть в шёпоте ветра,

                   дрожащими стёклами

 

откликнулся дом,

          всё ещё не проснувшийся,

а лунные тени от кроны берёзы

к крыльцу подступают,

                        легки, несерьёзны,

как сон, из прошедшего

                     робко вернувшийся.

---

 * * *

Мне послан сад

                 негаданно-нежданно...

Для детских грёз

                  нет лучше декораций:

меж зарослей цветов

               и трав душисто-пряных

есть место сказкам

                        и мистификациям.

 

Непрямы яблонь

                              старые стволы,

над вишней – облако цветенья.

Как много поводов

                         заманчивой игры,

а также для игры воображенья.

 

Последний сад мой

                    не похож на первый,

но существует

                       между ними связь:

кусты, деревья

                        и цветы всё те же,

и линия судьбы не порвалась.

 

И ниточки любви протягивает

                                              ветер

как паутинки тонкое плетенье.

И чудо продолжается на свете,

в саду сильней

                     земное притяженье.

---

 * * *

Ломают старый

                       деревянный дом…

И, слава Богу,

          что не видят это действо

те, кто когда-то

                         проживали в нём.

Ведь разрушение

                      сродни злодейству.

 

Осенних листьев

                        золотым дождём

осыпан сруб

         и на веранде пара кресел,

повисла дверь –

      никто не выйдет, не войдёт.

Рабочий-ломщик молчалив,

                                     не весел.

 

Построят новый дом

                        или посадят сад,

судьба иные линии начертит…

Никто не прав,

                      никто не виноват,

что и дома не избегают смерти.