Когда пришла пора расходиться, с разочарованием обратилась к вызывающим такси приятельницам:

– Я думала, мы пройдемся пешком! Как можно пропустить такую прекрасную ночь!

Сегодня в Абхазии непросто найти человека, которому посчастливилось видеть воочию Дмитрия Иосифовича Гулиа. А Людмиле Николаевне повезло. О случайной встрече с поэтом она рассказала в день 150-летия Дмитрия Иосифовича гостям его Дома-музея в столице Абхазии… Того самого дома, где народный поэт и патриарх абхазской литературы жил с супругой Еленой Андреевной и детьми – Георгием, Татьяной и Владимиром. Двери дома были открыты для людей, которые к нему, всегда готовому помочь, приезжали, а чаще приходили пешком – из городов и дальних сел республики. Знакомые, незнакомые – каждый со своим, как правило, непростым вопросом… Люди шли, потому что знали от соседей и близких, которым Дмитрий Иосифович уже помог: он, удивительно сердечный человек, выслушивал, молчал, обдумывал… Потом выходил ненадолго. А когда возвращался, оказывалось, уже побывал у партийного руководства и все разрешил.

Конечно, не все дела решались просто. Всяко бывало. Но Дмитрий Иосифович знал: раз люди обращаются, значит, его долг откликнуться…

В газетном отчете о том юбилейном дне в Доме-музее рассказ Людмилы Николаевны потонул бы, затерялся… Ведь столько было воспоминаний, выступлений – со стихами, поздравлениями, гости праздника делились результатами литературоведческих и научных исследований… Но единственным свидетелем времени Гулиа была только она – в то время скромная девушка – дипломированный фармацевт из Пятигорска, а сегодня, 65 лет спустя – сухумчанка с солидным стажем, влюбленная в Сухум, в его людей, умеющая жить, наслаждаясь общением и миром вокруг и способная дарить тепло и доброту.

Наш разговор с Людмилой Николаевной Матявиной состоялся уже после дня рождения Дмитрия Иосифовича, и я расспросила ее не только о мимолетной встрече, которую она в мельчайших деталях помнит вот уже 65 лет, но и о ней самой.

– Просто я от природы наблюдательная, – немного смутившись от внимания, говорит Людмила Николаевна… – В тот день, когда переходила улицу Ленина от филармонии ко 2-й школе, на перекрестке двух дорог (сегодня это улицы Ардзинба и Леона) заприметила неторопливо идущего в сторону моря человека – с крупной, уверенно посаженной головой, в серо-коричневом летнем полупальто с бархатным воротничком – безупречно холеного, аккуратного… Даже в тот ветреный осенний день копна его волнистых седых волос лежала аккуратно, словно ветер ласково обходил их…  Дмитрия Гулиа в лицо я не знала, но сразу поняла, что это какой-то особенный, значительный человек. Такая в нем была задумчивая открытая простота.

Это теперь, прожив огромную жизнь, пережив две войны, увидев полмира, она знает, что таким может быть только самодостаточный человек, чье сердце и ум привыкли к трудам неустанным, и потому мир для таких людей перестает быть загадкой. Они и людей, и их помыслы распознают. Они все видят и все чувствуют.

Сейчас она это знает, а тогда просто доверилась сердцу…

– Это была вторая моя осень в Сухуме, я еще не очень хорошо знала город, ведь в то время сотрудники СФТИ, к числу которых относилась и я, вели в основном автономный образ жизни: работа и у специалистов, и у каждого, кто занимался другими делами, была напряженная. И жили мы все в домах рядом с работой, обслуживали нас собственные магазины, обеспечение продуктами и товарами, возможности для интересного досуга и занятий спортом – все было прекрасным. Красивый Дом культуры (с буфетом, который обожали все сухумские дети!), волейбольные площадки, теннисные корты. Потом – прямо перед входом на современный пляж «Мокко» открыли аптеку, которой я заведовала больше двадцати лет. И обеспечение лекарственными препаратами тоже было по линии нашего ведомства – Министерства среднего машиностроения. Думаю, что старшее поколение сухумцев помнит: наш Синоп был город в городе.

Современному читателю трудно представить, что осенью 1959 года телевизоров в Сухуме еще не было, и поэтому Людмила Николаевна не подумала сначала, что это именно Гулиа. Но чувство радости и защищённости от той встречи у нее возникло. И город, в котором так чудесно пригревало солнышко и осенняя листва затеяла разноцветный хоровод на безупречно чистом асфальте тротуара, словно принял ее в свои объятия.

Безусловно, в тот день она даже представить не могла, что десятки лет проработает в одной из лучших аптек города, выйдя на пенсию, увлечется путешествиями и объездит с экскурсиями весь Советский Союз, а потом – уже второй раз в судьбе ей выпадет пережить войну – с голодом, холодом, обедами на костре и свистом снарядов «град» над головой.

Людмила Николаевна рассказала, что детство провела в станице Горячеводской близ Пятигорска, окончила школу в 1944 году с золотым аттестатом. В годы Великой Отечественной войны золота на медали для школьников не было. Семья была очень дружной, традиционной, между родителями в отношениях были тепло, трепетность, любовь.

Окончив школу, Людмила поступила в медицинский институт на фармацию, хотя, конечно, ей хотелось выбрать гуманитарную профессию, стать, к примеру, экскурсоводом… Но времена были непростые, к выбору специальности надо было относиться рационально.

После института Людмила Николаевна едет по направлению, но, как рассказывает, отработав положенное, возвращается домой и очень скоро получает возможность выехать по вызову в одно из закрытых учреждений системы Министерства среднего машиностроения – в город Сухум на Черном море.

К новому месту работы дочь вызвался сопровождать папа. Николай Матявин был очень скромным, смиренным человеком. Тем удивительнее казалась его биография – сначала служба солдатом в Российской царской армии, потом революция, братание в окопах, ужасы и голод Гражданской войны, мир на унизительных для России условиях, которые он переживал как личную трагедию. Наверное, поэтому он так ценил семью, мир с самим собой и близкими.

Людмила Николаевна рассказывает, что ее прибытие по месту назначения в распоряжение руководства тогдашнего СФТИ было встречено прохладно. Как и положено, ее проверяли, вежливо, но холодно беседовали... И когда она пришла уже в последний в длинном списке инстанций кабинет, то его обитатель, руководитель хозяйственной части спросил: «С кем вы приехали?» Когда она ответила: «С папой!», – то уже через несколько минут вопрос о ее выходе на работу был безоговорочно решен.

Девушка, которую к месту службы сопровождает отец, на Кавказе не может вызывать каких-либо сомнений. Во всяком случае, так было в конце 50-х годов.

Кто знает, не будь этой встречи, может быть, она и не задержалась бы в Абхазии так надолго… Тепло и величие сердца удивительного прохожего наполнило мир вокруг нее радостью и словно толкнуло: познавай, впитывай – это все жизнь! Прекрасная, неповторимая, замечательная…

По сути, Людмила Николаевна встретила Дмитрия Гулиа недалеко от места, где потом он был похоронен – в центре Сухума, у Государственной филармонии, на землях Православной Церкви. Прежде на месте филармонии был православный храм, и вокруг него – кладбище. Так что, по промыслу Господа, Дмитрий Иосифович Гулиа, благодаря переводу которого Евангелие зазвучало на абхазском языке, упокоился на святых землях.

Людмила Николаевна через всю жизнь пронесла светлое чувство родства с поэтом, и до сих пор, бывая в центре, подходит к памятнику. Ей нравился и прежний, пострадавший во время войны, и нынешний она сразу приняла и одобрила…

Со своего кресла на перекрестке семи ветров Дмитрий Гулиа вдохновенно наблюдает, как в школу и на тренировки по восточным единоборствам идут дети, как хозяева привозят в ветеринарную клинику питомцев, как отправляются по делам сотрудники СУЭСа, как гуляют с малышами в парке напротив молодые мамы…

Вот, пожалуй, и все о переплетении судеб – молодого в то время фармацевта и великого поэта, мощным крылом своего таланта и пророческого дара благословившего ее на долгую радостную жизнь в прекрасном краю, где можно быть счастливым, если умеешь радоваться и дарить свое сердце людям.