…Было это ровно 100 лет назад, в канун 1912 года. Снега к Новому году не было. Но «большой снег» 1911-го всем запомнился очень хорошо, и многие, особенно дети, молодежь, мечтали о повторении зимней сказки, несмотря на то что и бед от нети­пичного для субтропиков явления было немало. И хотя отсутствие снежных забав несколько сужало размах предновогодних фантазий и хлопот, к празднику все равно готовились активно и с выдумкой.

И вот в один из таких декабрьских дней в сухумский дом моего деда Арсения Гав­риловича – он был провизором высшей категории (владел аптекой в Дранде) и фельдшером-акушером (занимался и прак­тической медициной) – зашел его знако­мый – князь Чачба-Шервашидзе.

Тот самый Александр Чачба-Шервашид­зе – первый профессиональный абхазский художник, широко известный в мире сце­нограф, художник-реформатор театраль­но-декоративного искусства. Он работал в петербургских императорских театрах – Мариинском и Александринском, в «Рус­ском балете» Сергея Дягилева в Лондоне, Париже. Он занимался станковой живопи­сью и графикой, был великолепным худо­жественным критиком.

В те годы Александр Константинович работал в Петербурге, но приезжал на ро­дину в Абхазию, любил пообщаться с дру­зьями, знакомыми.

Как вспоминала моя бабушка, в тот ве­чер, когда Александр Константинович за­шел к ним, деда дома не было – он был в аптеке в Дранде, и гостя приняли дамы – сама бабушка (ей было тогда 25 лет, и она уже была матерью троих детей) и ее мать Анна Адамовна со своей приятельницей – начальницей Сухумской женской гимназии Юлией Леонардовной Балбашевской.

Дамы пояснили князю Александру, что озабочены серьезным вопросом: в ка­ком костюме пойдет Лидия (моя бабуш­ка) на новогодний благотворительный бал-маскарад в Сухумское благородное собрание – оно находилось тогда в унич­тоженном грузинскими «гвардейцами» во время Отечественной войны народа Абхазии 1992-1993 гг. здании Абхазско­го института языка, литературы и исто­рии (АбНИИ) на сухумской набережной. Князь Александр, включившись в реше­ние проблемы, очень скоро предложил остановиться на костюме Мефистофеля – красный бархатный плащ с капюшоном, украшенный фигурками пляшущих черти­ков из черного бархата. И тут же вызвался сам нарисовать эти фигурки. И слово свое сдержал. Через два дня он принес рисун­ки. Чертики на листах бумаги, каждый по- своему, весело плясали. Портниха пере­несла эскизы на черный бархат, вырезала их и нашила на красный бархат плаща. По­лучилось очень эффектно.

…Сухумское благородное собрание. На­рядная елка, конфетти, звуки оркестра, скользящие по паркету пары танцующих, маскарадные маски и костюмы: снегу­рочки, веселые цыганки-гадалки, царев­на-лебедь, клоуны, пажи и таинственный, неприступный, красно-черный Мефисто­фель. И главный приз за лучший костюм получает он. Призом была элегантная су­мочка-книжка из серебра, украшенная из­умрудным паучком.

Мы с моей двоюродной сестрой Таней в детстве играли и этой сумочкой, и остав­шимися кусочками красного бархата с чер­ными чертиками.

Куда делись потом эти чертики, не знаю – время, наверное, стерло их из бытия. Но не из памяти. А сумочка-приз сохранилась. И мы в семье вместе с другими реликвия­ми бережем ее. Она, как и то, что хранит память – связь с тем, что было и дорого, с теми, кто жил, любил, творил, мечтал о будущем, а значит, и о нас. А мы, как звено в этой цепи, должны передавать дальше то, что знаем и помним.

Лилиана ЯКОВЛЕВА