Дядя Григор, как и следовавшие за ним мои дяди Вардан, Ваган и Ваграм, был призван в действующую Красную Армию сразу после начала Великой Отечественной войны советского народа. Мой отец, Айк, был призван намного позже.
Папа, конечно, хорошо помнил тот день 1941 года, ведь ему тогда было 15 лет.
«22 июня мы всей нашей большой семьёй работали в огороде, – рассказывал он. – Григор и Србук сажали какую-то рассаду, кто-то вёдрами поднимал родниковую воду из ущелья, кто-то поливал, словом, все были заняты своими привычными делами, когда наш двоюродный брат, тоже Айк, прибежал к нам: «Дядя Затик, – запыхающимся голосом издали крикнул он моему отцу, – дядя Затик, началась война… война... Гитлер напал на нас… Гитлер…» От неожиданности мы онемели- окаменели. Первым пришёл в себя Григор. Помню, он очень медленно и тяжело поднялся с корточек, как будто вся тяжесть начавшейся войны обрушилась на него, так же очень медленно и тяжело выпрямил спину, посмотрел на маму, потом на Србук, побледнел и… остроконечный сиврич (деревянное приспособление для посадки рассады. – Автор) выпал из его рук… Он был намного старше нас и, конечно, хорошо понимал, что такое война».
Вскоре, как уже знает читатель, мои старшие дяди были призваны в армию и отправлены на фронт. Дяди Григор и Ваган не вернулись… Пришли, правда, в разное время похоронки с почти одинаковыми текстами, которые сухо и безжалостно извещали, что «ваш сын (муж) … в бою за Социалистическую родину, верный военной присяге, проявив геройство и мужество, был убит…» Но Србук хоркин не поверила. Она так и сказала, без тени сомнения в голосе: «Не верю ни одному слову, это неправда…».
Нет, никто не поливал её лицо водой, чтобы привести в чувство. Потому что ни один мускул не дрогнул на лице Србук хоркин, она не потеряла сознания и не рухнула на руки подоспевшей родни. Просто повернулась и пошла в огород доделывать начатую работу. Уже потом врачи выяснили, что в тот миг она перенесла инфаркт.
Ухоженные до совершенства огород и сад, где Србук хоркин проводила всё своё свободное время, смотрели на дорогу, медленно петляющую от мачарской трассы вверх – на самую макушку горы; там, на повороте к дедовскому очагу, стоял её дом.
Србук хоркин до конца своих дней бесконечно верила, что однажды обязательно на этой дороге появится высокий мужчина в военной форме с сержантскими лычками на погонах. И это, конечно же, будет дядя Григор!
Он прямиком поднимется к дому, построенному своими же руками незадолго до начала войны, где успел-таки услышать первый детский плач, когда родился Корюн. А вот второго детского плача дядя Григор не слышал (он мог только почувствовать его), потому что Гурген появился на свет буквально через несколько месяцев после его призыва в армию.
Не доходя до дома, дядя Григор обязательно на несколько секунд остановится под склонившимся на дорогу тутовым деревом, которое посадил сам, махнёт рукой и крикнет: «Э- эй, Србук, ты уже приготовила йоку с таном?»
Ну, конечно же, приготовила! Србук хоркин вот уже шестьдесят с лишним лет готовит йоку с таном! Каждый день готовит Србук хоркин, ведь дядя Григор обязательно вернётся, и каждый день надо быть готовой к встрече с ним.
…С особым трепетом и любовью Србук хоркин относилась к нашей семье, к моему отцу. Может быть, потому, что отец долго болел, так нуждался в добром слове родных и близких людей. Но я уверен, что самой главной причиной её такого отношения к нам было то, что мой отец живым и невредимым вернулся с войны. И это, несомненно, утешало сердце Србук хоркин.
Она иногда приезжала к нам в гости, особенно когда папа болел. Приезжала с полными сумками. И как же она поднимала эти тяжеленые сумки и спускала с горы на трассу, переходя через висячий мост чуть ниже Мархаула?! У неё были самые добрые и тёплые – именно свои – слова для поддержки нашей семьи, после которых на душе становилось спокойнее и светлее. А когда она уезжала, мы всегда находили деньги то под папиной подушкой, то под одеялом, то в серванте под какой-нибудь вазой, куда она незаметно клала их.
Србук хоркин долго не задерживалась в гостях и спешила поскорей вернуться домой. Она приезжала утренним рейсом на сельском маршрутном автобусе, а на следующем, дневном, возвращалась…
Возвращалась, потому что дядя Григор, проголодавшийся с долгой дороги к дому, мог вернуться в любую минуту, и она должна была встретить его у порога.
Артавазд САРЕЦЯН